Гибель вольтижера. Юлия Лавряшина

выудить из памяти, когда впервые возник этот необъяснимый страх? Что его спровоцировало?

      Если б удалось вспомнить причину, возможно, удалось бы справиться с тем, как внезапно слабели ноги, начинали подрагивать пальцы, а это, в свою очередь, оборачивалось уже вполне реальными опасениями: что, если тело откажет в самый неподходящий момент – во время выступления? На репетициях гимнасты натягивали страховочную сетку, падение не могло стать смертельным. Вчера он сорвался на обычном парном грече[1] – упражнении, которое выполняли с Маратом Курбашевым уже сотни раз…

      – О чем ты думаешь? – вскипел Марат. – Твоя вина!

      – А я и не спорю, – пробормотал Миша. – Лажанулся, больше не повторится.

      Свесившись с трапеции, второй вольтижер Лена Шилова махнула смуглой рукой:

      – Эй, может, заменить тебя?

      – Ни фига, – буркнул он. – Я в порядке.

      – Смотри…

      Ловитор[2] Гена Стасовский безжалостно напомнил, глядя на него сверху:

      – А вчера элементарный бамбук[3] завалил. Это уж вообще ни в какие ворота!

      – Младенец справится, – поддакнул Марат.

      Лена вступилась:

      – Он и есть младенец. Сколько мы на манеже, сколько он!

      – Не надо меня защищать, – огрызнулся Венгр.

      – Да и хрен с тобой, – безразлично откликнулась Лена. – Выживай сам.

      Опять встрял Марат:

      – Дергаешься много. Случилось чего?

      – Нет, – отрезал Миша. – Я же сказал: все в норме. Поехали.

      Никто из гимнастов не догадывался, что это его последняя репетиция.

      Или кто-то уже знал наверняка?

* * *

      Ты уходишь… Но мы же увидимся, верно?

      Девять месяцев – срок ожиданья, знакомый до боли…

      Завтра осень задернет тяжелым и серым

      Наше небо, в котором вчера мы парили с тобою.

      Позвонишь? Нет, конечно. Прости, я все знаю.

      Напиши мне слезами дождя на окне пару строчек…

      Заучу наизусть. Прошепчу улетающим стаям,

      Чтоб вернули тебя. Я жду. Очень-очень.

      Полужизнь. Без цикад вечерами и радуг…

      Без малины с куста и без птичьей сумятицы утром…

      Без котов, что взирают с высокой ограды…

      Без ромашек, которые мальчики дарят кому-то…

      Погадать бы! Но мне лишь тебя не хватает.

      В моем мире для счастья есть все, а я снова тоскую…

      Лето, лето мое! Можно мне с птичьей стаей?

      Нет? Я знаю. Ну что же… Мы перезимуем.

      Эти стихи сами собой родились в последний день лета – тридцать первого августа. Внезапно нахлынули прощальным дождем, еще теплым, но уже соленым от слез. Все позади… И уже не поваляешься под деревом с собаками, которые только и ждут, чтобы вбуравиться мордой тебе в бок, подкинуть носом, лихорадочно вылизать лицо. В снегу они тоже не прочь искупаться, только где он, тот снег? Даже зимой дожди и слякоть… Собаки мои, как

1

Грече – гимнастическое упражнение, которое выполняется в парной работе гимнастов на рамке с перехватом руками в верхней точке взлета.

2

Ловитор – участник гимнастического номера, который в висе на подколенках на короткой трапеции или рамке (ловиторке) принимает (ловит) партнера, перелетающего к нему с трапеции или с турника.

3

Бамбук – снаряд для воздушной гимнастики, представляющий собой металлический шест длиной 3–4 метра, подвешиваемый вертикально, на котором упражнения выполняются двумя гимнастами. Название снаряда от известного растения, толстый ствол которого когда-то использовался в Японии и Китае для изготовления першей, трапеций.