Повесть о любви и тьме. Амос Оз

рассказал мне эпизод из своей одесской жизни. Он был тогда пятнадцатилетним подростком:

      – …На моем велосипеде я однажды быстро, очень быстро мчался с депешей (без русских слов он обойтись не мог) к господину Лилиенблюму. О, этот господин Лилиенблюм, – пояснил мне дедушка, – был, по сути, самым первым нашим министром финансов!..

      Лилиенблюм, известный ивритский писатель, в те годы добровольно исполнял обязанности казначея еврейской организации в Одессе. Так вот, дожидаясь, пока господин Лилиенблюм набросает ответную записку, этот юнец, мой будущий дедушка, достает из кармана пачку папирос, небрежно, как мужчина среди мужчин, придвигает к себе пепельницу и коробок спичек, лежащих на столе в гостиной. Господин Лилиенблюм поспешно положил свою ладонь на пальцы юнца, остановив его, быстро вышел из комнаты, вернулся через секунду, протянул другой, принесенный им из кухни коробок спичек и объяснил, что спички, лежащие на столе, куплены на деньги “Ховевей Цион” и пользоваться ими можно только во время заседаний комитета и только курящим членам комитета.

      – Ну вот… Общественное достояние было тогда действительно общественным, а не бесхозным. Не так, как у нас здесь, где после двух тысяч лет мы наконец-то создали государство, чтоб было кого обворовывать. В те времена каждый ребенок знал, что дозволено, что запрещено, что бесхозно, а что таким не является, что мое, а что не мое…

      Однако принципам этим дедушка следовал не всегда. Не до конца. На исходе пятидесятых годов вошла в обращение новая симпатичная банкнота достоинством в десять лир[33] с портретом Бялика. Как только в моих руках впервые оказалась банкнота эта, я помчался прямиком в дом к дедушке, чтобы показать ему, как Государство Израиль возвеличивает человека, знакомого дедушке со времен его одесской юности. Дедушка и в самом деле разволновался, щеки его порозовели от удовольствия, он повертел банкноту и так и эдак, поднес к электрической лампочке и поглядел на просвет, обласкал взглядом Бялика (а тот, как мне вдруг показалось, ответил дедушке озорным подмигиванием, этаким самодовольным “Ну?!”). В глазах дедушки в ту секунду блеснула скупая слеза, но в момент этого высокого душевного порыва пальцы его свернули новую банкноту и ловко, без колебаний сунули ее в боковой карман пиджака.

      Десять лир были весьма значительной суммой по тем временам, особенно для такого кибуцника, как я. Я был ошарашен:

      – Дедушка! Что ты делаешь? Ведь я принес тебе только для того, чтобы ты поглядел и порадовался, ведь через день-другой такая купюра, без сомнения, попадет и в твои руки…

      – Чего там, – пожал плечами дедушка, – ведь Бялик остался мне должен двадцать два рубля.

      15

      И вот там, в Одессе, семнадцатилетним подростком с усиками влюбился дедушка в госпожу Шломит Левин, важную даму, избалованную и склонную относить себя к высшему обществу. Она мечтала об обожании, мечтала принимать в своем салоне знаменитостей, дружить с представителями искусства, “вести культурную жизнь”.

      Это была невероятная история любви: госпожа Шломит

33

Израильская лира, она же израильский фунт, заменила палестинский фунт и была в ходу с 1950 по 1980 год.