Удавка для бессмертных. Нина Васина

мамаши, переживаете? И зря. Все нормально. Я понимаю, конечно, что труднее всего сейчас вам объяснить, что на самом деле все нормально. Все так и должно быть. Будем есть?

      – Что тут нормального? – не выдерживает Ева его спокойной улыбочки. – У Маруси от постоянного трехлетнего притока молока мозги повредились, она никому не показывает ребенка, не дает ему играть с двойняшками, спит с ним в одной кровати и не спускает с рук, а потом объясняет все это мистическим бредом!

      – Слушай, я попробую тебе объяснить, но в кухне. Муся! – кричит Илия. – Пойдем чай пить.

      – Может, поговорим здесь? – Ева не знает, как разговаривать при Мусе.

      – Вот твоя ошибка номер один. Когда ты в лесу садишься под кустик по-маленькому, ты стесняешься этого кустика? – Илия ставит чайник и достает тарелки со вчерашними бутербродами.

      – Какой кустик, в чем дело вообще?

      – Люшка меня очень любит, – улыбается Маруся, усаживаясь на свое место в самый угол.

      – Маруся – она всегда и везде, как кустик, как воздух, – кивает Илия. – Что у тебя с руками?

      Ева прячет руки под стол и сообщает тихо:

      – Люди, я вас очень люблю, но жить в таком дурдоме не могу.

      – Да ты и дома-то не бываешь, – замечает Далила, занявшись заварным чайником.

      – Бываю – не бываю, но вы – все, что у меня есть.

      – Да ты не нервничай, мамочка, – Илия достает ее руку, кладет на стол и гладит.

      – Не называй меня мамочкой!

      – Ты официально моя мамочка с позапрошлого года.

      – Я в деревню поеду, – объявляет Муся, разрезая батон и намазывая хлеб маслом, – возле воды и деревьев всякая смуть проходит, – она кладет на масло сыр, потом колбасу, потом шпротины из банки. – Ешь! – многослойный бутерброд движется на Еву, Ева, наблюдавшая в оцепенении процес его изготовления, дергается, очнувшись, и отказывается. Муся вздыхает, пожимает плечами и начинает медленно закладывать край бутерброда себе в рот. – Как странно жизнь повернулась, – не прожевав, говорит она, – я когда тебя первый раз увидала, не поверила, что такая красота бывает. Потом, конечно, понятно стало, что не все же сразу. Бог дает что-то одно. Чутьем он тебя обидел. Ты не слышишь, как земля дышит. Ты не веришь в мои рассказы.

      – Я не верю, что у тебя ребенок от паровоза. Это какой-то фольклор деревни Рыжики, – быстро проговорила Ева, словно защищаясь. – Если все так, как вы говорите, хоть это и полный бред, а я – нечувствительная реалистка, то все упрощается. Реалистам, как правило, мало надо: самого идиотского доказательства, но только на уровне. Я понятно говорю?

      – Так ведь где твой уровень, а где мой! – назидательно заявила Муся. – Не сговоримся мы. Не поймемся.

      – Ты что скажешь? – Ева нашла глаза Далилы и дождалась, пока та не опустила ресницы.

      – Я верю Марусе. Пусть она делает так, как считает нужным.

      – Значит, пусть она отвезет ребенка в богом забытую деревню, где жителей – пять человек и то летом, пусть воспитывает его в полной уверенности, что родила антихриста, не показывает