Сердце женщины. Мила Дрим

вины. Это ведь он все торопил её, подгонял выйти замуж.

      Но признаться в этом до конца самому себе он не осмеливался. Слишком болезненным было бы для его мужского эго признание в том, что на нем есть вина за случившееся.

      Как обычно бывает, отец погасил чувство вины мыслями о том, что он хотел как лучше.

      – Спасибо, папа, – Амина села на заднее сиденье.

      Закрыла глаза, желая скрыть слезы.

      – Дети соскучились по тебе, дочка, – заводя автомобиль, сообщил отец.

      – Я тоже соскучилась, очень, – голос Амины был безжизненным.

      Говорить не хотелось. Домой. К детям. К заботливым рукам матери.

      Её родители жили в соседнем селе от того, где был дом Алима. Прежде Амине казалось, что слишком далеко они друг от друга, вот жили бы в одном! А сейчас она этому была рада. Если можно было именно так назвать чувство, которое женщина испытывала в эти секунды.

      Отец вел машину аккуратно. Говорить не спешил. Не знал, что именно сказать. Чувство вины то поднималось, то отступало.

      Показался родной дом. Деревянный забор выглядел как новенький из-за свежей, синей краски. На поляне гуляли курицы. Что-то клевали, искали в траве. Ссорились и громко кудахтали.

      В окне мелькнуло любимое лицо. Сердце Амины забилось сильнее. Через секунды из дома выбежали гурьбой её дети.

      Три сына, две дочери. Была бы третья, если бы не потеряла она её…

      Слезы подступили к глазам Амины.

      Она спешно заморгала и выбралась наружу.

      – Мама!

      – Мамочка!

      Дети обступили Амину. Прижались к ней. Окутанная их теплом, она стояла и глотала слезы.

      О, Аллах, как она могла подумать о том, чтобы умереть?! Как же дети без неё, её любимые, её родные кровинушки?!

      – Мама, идем, бабушка напекла пирогов, – средний сын потянул её за ладонь.

      – Да, мамочка, и твой любимый чай заварила! – старшая дочка улыбнулась ей беззубой улыбкой, а младшая потянула за подол платья.

      – Идем! – Амина медленно поплелась к двери.

      Мама встретила её ласково. Всё отворачивалась, чтобы стереть с глаз слезы. Улыбалась, подливала чай. Пыталась приободрить дочь, только трудно было, потому что у самой все щемило от боли.

      – Ты варенье покушай, – ворковала мать, – мы с детишками собирали на той неделе. В поле столько ягод уродилось!

      Амина ела, но вкуса не чувствовала. Ела лишь для того, чтобы мать успокоить и сил набраться. Хотелось в комнату уйти, лечь и валяться. Но понимала – дети нуждались в ней не меньше, чем она в уединении. Да и чувствовала – достаточно уж належалась.

      – Мамочка, пойдем мы покажем тебе подарки, – младшая дочка нетерпеливо улыбалась.

      – Пойдем, – Амина посмотрела на мать.

      – Я уберу со стола, доченька, ты иди, – мягко попросила она.

      В зале царил порядок. Все-таки дети у Амины были воспитанные, и в самом лучшем понимании слова самостоятельные. Помнили её наказ – насорил – убери. Если младший не умеет, научи, помоги. Получилось у неё из детей сделать настоящую,