Проклятье Нави, или Не буди Лихо. Кристина Юрьевна Юраш

клыки собирались объяснить, что человек – не царь природы.

      – Мне нужно сказать… – я лепетала от страха, понимая, что несу несусветную чушь. – Селявке, что монявка умерла…

      Внезапно огромная пасть захлопнулась, подарив мне напоследок порцию слюней.

      – Правда, что ли померла? – спросил внезапный сиплый голос. – Монявка? Дык, она же…

      Чудовище слезло с меня, а потом уселось на пенек.

      – Монявка… младше меня была! – снова сипло вздохнуло чудовище, поворачивая ко мне жуткую и грустную морду. – Это на сколько? Лет на триста! И померла!

      Я успела отряхнуться, немного прийти в себя. Хотя, происходящее в голове не укладывалось.

      – А что насчет похорон? Тебе не говорили? – спросила жуткая тварь, роняя скупую слезу и вытирая ее лапой.

      – Нет! – икнула я. – Про похороны ничего не знаю…

      Я старалась бочком обойти задумчивое и грустное чудовище, которое до сих пор сидело на пне, причитая, что Монявка так рано покинула этот мир.

      Припустив в нужную сторону, я увидела просвет между деревьями. Я немного добавила газу и выбежала на тропу. По ней я летела, как угорелая.

      Добежав до избы, я вломилась в дверь и тут же ее закрыла.

      – Ба! – послышался голос Яичичны. – Ты чаво енто?!

      И я сбивчиво рассказала.

      – А потом я говорю, мне сказали сказать Селявке, что Монявка померла… – выдохнула я.

      – Шо! Монявка?! – округлила кошачьи глаза Яичична. – Померла?!

      ______________________________________

      * Отсылка к старой быличке про мужика, который на дороге встретил нечистика выкрикнувшего ему фразу про про смерть какой-то непонятной сущности. Мужик очень испугался, пришел домой и жене рассказал, как вдруг из-за печки с ревом выскочило что-то мохнатое и, заливаясь слезаями, бросилось бежать: "Померла! Померла!". Хозяева дома после этого несколько часов сидели на печке и читали молитвы.

      Глава 27

      Тонкий потрескавшиеся серые губы Яичичны задрожали. Она присела на пол.

      – Мне… эм… Селявке передать надо, – робко заметила я.

      – Селявка – это я, – вздохнула Яичична, ответив на мой вопрос. – Ой, Монявка… Она же такая молодая была! Да что ж делаетси! Жалко-то как! Душевная была! Бывало, придешь к ней на болото, а она и пиво сварит, аж туман стоит! Ой, Монявка…

      Взгляд Яичичны красноречиво говорил: “Оставь меня, старушка, я в печали!”.

      Она полезла в погреб, а оттуда послышались всхлипы и причитания. Потом все стихло.

      Я взялась за веник и начала подметать мусор и двигать лавки. Соскребла со стола воск со свечки, протерла окна и подоконник.

      – Так, – выдохнула я спустя час, устало утирая пот со лба. – Ночной клуб снова готов к приему посетителей.

      Я подкрасила узор на печке, полюбовалась им, выхлопала половички, принесла воды, тяжко водрузив ведро на пол. Пока что моя грузоподъемность была – одно неполное ведро с матами – перематами.

      Достав горшок я нашла что-то предположительно похожее на огниво. Я взяла пучок соломы и стала с первобытной яростью