Свадьбы не будет, светлый!. Анна Солейн

Но наверняка ведь скучает. Даже дети темных привязаны к родителям, а уж дети светлых… – тут и говорить нечего!

      А я, выходит, после свадьбы с Лайтвудом буду для них мачехой.

      Никто не любит мачех.

      Я знала одну темную, которая подставила новую жену ее отца, сделав вид, что та попыталась отравить падчерицу яблоком. Для мачехи все плохо закончилось. Ну, что поделать: или ты – или тебя. Это главный закон темных.

      – При-и-ивет, – протянула я, улыбаясь мальчику. – Я твоя новая мама.

      Шах и мат, Лайтвуд.

      Хотя нет, еще немного. Чтобы наверняка.

      – Теперь я буду жить с вами, малыш. Буду твоей мамой.

      Так, ну давай, просыпайся! Если бы мне десятилетней какая-то неизвестная женщина сказала, что собирается заменить мне маму, – я бы сделала все, чтобы она как минимум утратила способность говорить. Еще и «малыш». Помню, как меня злило в детстве то, что меня считали ребенком!

      Мальчик нахмурился сильнее, на лбу появилась морщина. Серые глазки заморгали.

      Заплачет?

      Устроит истерику?

      Может, повторить еще раз?

      Неожиданно он замер.

      – Ура! – подпрыгнул он. – У меня будет мама!

      Вслед за этими словами мальчик бросился на меня, и я уже ожидала истерики, может, что он начнет меня бить, но его руки неожиданно обвивают меня за шею.

      – У меня будет мама!

      Ну вот зачем так орать? И прямо в ухо?

      Я подняла растерянный взгляд на Лайтвуда.

      – Добро пожаловать в семью, Медея, – неожиданно проговорила его дочь, держась с невозмутимостью истинной леди. – Я рада с вами познакомиться. Но вы же… хм… – Она нахмурилась. – Предложить вам халат?

      Что?!

      Только сейчас я поняла, что внезапно оказалась… в окружении светлых. На их территории. И один из них подобрался… угрожающе близко.

      – А ты теперь с нами будешь жить? – спросил мальчик, отстранившись и уставившись на меня открыто и радостно. – Хочешь – в моей комнате?

      Что?

      А можно, он меня лучше яблоком попытается отравить? Я хотя бы буду знать, как на это реагировать. А вот эти… объятья?! Что делать с ними? И почему малыш так радуется… мачехе?

      – Лили, – ожил неожиданно Лайтвуд, повернувшись к дочери, – будь добра, уложи Бенджамина спать.

      Ага, значит, Лили и Бенджамин.

      Проклятый!

      Зачем мне это знать?

      – Я думаю, мы все обсудим утром. А сейчас пора расходиться.

      – Но… – начала Ребекка.

      – Утром, – отрезал Лайтвуд.

      Тишина.

      – Пойдем, Бенни, утром с мисс Медеей поговоришь, – заворковала Лили, подходя к кровати и беря мальчика за руку.

      – Ну Ли-и-ил… – заныл мальчик.

      – Утром мисс Медея придет, и ты покажешь ей свою комнату. Как ты ее обставил.

      – Ты придешь? – серые глаза мальчика уставились на меня.

      Я кивнула.

      Что?!

      Я кивнула? Почему это я кивнула?!

      Этот мальчик что – владеет ментальной магией?

      Светлые!

      Невозможно иметь с ними дело.

      Под