Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита. Эмиль Вейцман

замка дамской сумочки моей мамы. Произошло это после того, как отец рассказал нам о подарке, сделанном им больному мальчику. Мама страшно расстроилась из-за этого и в течение довольно длительного времени пеняла отцу за этот его поступок. Отец был довольно выдержанным человеком, но в конце концов он не выдержал, схватил мамину женскую сумочку и шваркнул её об пол. Замок сумочки оказался повреждённым, и как потом отец не пытался починить его, ничего не получалось. Поломка замка завершилась примирением родителей.

      Именно в Новосибирске я впервые в своей жизни стал свидетелем человеческих бед и трагедий, именно там я начал постигать азы самостоятельного человеческого существования, именно в эвакуации началось моё знакомство с поэзией Пушкина. Начну с «Нашего всего».

      Как я уже писал выше, с точки зрения папы, читать мне роман Бичер-Стоу было ещё рановато, а вот познакомить с поэмой «Руслан и Людмила», пожалуй, в самый раз – ведь там и про карлика-Черномора и про живую голову. Яркие сказочные персонажи. Чтение поэмы началось, но вот что интересно. Из прочитанного мне папой в памяти моей в первую очередь осталась следующая строка поэмы: «И вот невесту молодую ведут на брачную постель…». Гм… Впрочем, слова «И покатилась голова…» также запомнились. Я всё пытался представить себе, как она покатилась. Этот вопрос очень меня волновал.

      Что касается постижения азов самостоятельного существования, то один из них относился к умению самостоятельно завязывать шнурки на обуви. Этой премудрости меня обучал мой старший приятель Мишка Мишустин в присутствии папы. Интересная аналогия. Писатель Стендаль, оказавшись в расположении наполеоновской армии, никак не мог управиться со своею кобылой. На помощь к будущему корифею французской литературы пришли господа офицеры, обучившие увальня «высокому искусству держать поводья между средним и указательным пальцами, правильно опоясываться саблей…» и т. д.

      Больше всего такого рода аналогий оказалось в конце концов именно в моей «спарке» с французским писателем Фредериком Стендалем (Анри Марией Бейлем), и это позволило мне сделать предположение, что именно им я был в моём воплощении, предшествовавшим моему появлению на свет в качестве поэта – горлана Маяковского. Вероятность такой инкарнации я оцениваю весьма высоко – процентов в 80–85, а то и выше. По ходу моего повествования будут приводиться всё новые и новые совпадения (и не только совпадения), позволяющие мне обосновывать мою стендалевскую гипотезу. Впрочем, и другие гипотезы подобного рода обойдёнными не будут, составив совокупность карт – событий № 6.

      Теперь о трагедиях, о человеческих бедах, свидетелем которых я стал в Новосибирске. Одна из них случилась с воспитательницей нашего детского сада Басой Борисовной, получившей похоронку. Дело касалось её мужа. Вспоминаю опухшее от слёз лицо этой женщины, вышедшей в этот день на работу и старающейся держать себя в руках из последних сил. Кажется, она была еврейкой. Вместе с похоронкой