Откуда ты, Русь? Крах норманнской теории. Сергей Лесной

действительность: не Игорь молчит о значении затмения, а автор «Слова» не придает ему никакого значения.

      Татищев, пользовавшийся и другими, погибшими рукописями, излагает это еще более обстоятельно:

      «Тайны Божия, сказал Игорь, неисповедимы, и никто знать его определения не может, он бо творец, есть мира и знамения сего, яко же и нас всех, что хочет, то и творит; добро или зло мы определения его применить не можем. Не весте ли, яко без знамения кого хочет наказует? И знамения такие многократно никакого зла не приносят, и кто ведает, для нас или для других кого сие, понеже оно видимо есть во всех землях и народах».

      Удивительно толковое разъяснение, без тени суеверия, и это свидетельство летописей!

      Итак, автор «Слова», и по всем свидетельствам сам Игорь, не были суеверны. Тем более странным является фраза в «Слове», что желание во что бы то ни стало увидеть Дон «заступило ему знамение».

      Это место ясно показывает вставку суеверного переписчика, оценившего события так, что, мол, следовало возвратиться, увидавши солнечное затмение.

      Этот пример показателен для того, чтобы уяснить, как важно, выяснив общие принципы, толковать детали. Из изложенного видно, что автор «Слова» ни в коем случае не был лицом духовного звания и уж, конечно, не был тем попом, которого себе выписал в плен из Руси Игорь, как это было высказано одним из исследователей.

      Наоборот, можно сказать наверное, что певец принадлежал к наименее христиански настроенному слою населения. Интересно, что и языческая стихия выявлена у него также слабо.

      Кто он был: язычник, христианин, двоевер? Скорее всего, что он вообще не был внутренне религиозен, он вероятно под влиянием окружающих условий принял обрядность христианства (так надо полагать), но оставался язычником, не будучи в то же время рьяным защитником последнего (что несомненно сказалось бы). Он не был воинствующим язычником, отстаивающим с упорством старые обрядности, старые устои, не был врагом христианству – он попросту имел свою собственную религию, которую он предпочитал и формальному христианству, и формальному язычеству. Он обожествлял природу и жил ею.

      Это замечательнейшая черта духовного развития в XII веке, на которую никто до сих пор не обращал внимания – он не был ни христианином, ни двоевером, ни даже язычником в строгом понимании этого слова, – он был сам по себе. Несомненно, что он не был одинок в таких представлениях и что он отражал суть и содержание того язычества, которое исповедывали наши в достаточной мере уже культурные предки.

      Несомненно, однако, что большинство русичей того времени уже твердо стояли на почве христианства (дурно ли или хорошо это – судить не здесь и не нам). Хотя отголоски язычества или, вернее, знаки не полного подчинения христианству и были налицо, примат христианства был бесспорен.

      Таким отголоском являлись хотя бы имена: хотя Игорь в крещении был Георгий, для всех