Открытки от незнакомца. Имоджен Кларк

себе отхлестанные ляжки, демонстрируя, как ей больно. С каждым ее шажком в Майкле все сильнее вскипает злость. Он провожает младшую сестру вниз, напрягая плечи и сжимая кулаки, готовый при необходимости защищаться.

      – Прости, папа, – опасливо повторяет Кара, минует отца и направляется в свою комнату.

      Майкл застывает в трех ступеньках от пола. Так его глаза оказываются на одном уровне с отцовскими, но он настороже, просто так отец до него не дотянется. Он делает глубокий вдох и расправляет плечи.

      – Ты не должен поднимать на нас руку, – говорит он, стараясь сохранить спокойствие, но голос все равно срывается. Он надеется, что отец этого не услышал. – Это незаконно. Так нам сказали в школе. Маме это не понравилось бы.

      У отца такой вид, будто он сейчас взорвется. Он щурится, выпячивает нижнюю челюсть.

      – В своем доме я делаю все, что хочу! – орет он. – А ваша мать мертва, а то ты не знаешь! Плевать ей на вас. А теперь брысь по своим комнатам и не сметь носа высовывать, пока я не позволю.

      Майкл не собирается повиноваться. Он встречается с отцом взглядом и не отворачивается. Он чувствует, что переходит границу дозволенного, но ему все равно. Отец хватает его за руку и стаскивает с лестницы. Майкл теряет равновесие, одна нога у него подворачивается, и он неуклюже падает. Кара, находящаяся уже на безопасном расстоянии, вскрикивает, и Майкл пугается, что сейчас отец снова переключит внимание на нее. Он медленно встает, превозмогая боль в правой лодыжке, поднимает голову и с вызовом смотрит на отца, надеясь, что его злость проникнет тому прямо в душу. Он готов принять побои за свою дерзость, отец уже заносит руку, но затем внезапно опускает. Майкл видит, как сжимается и разжимается кулак, как сокращаются мышцы.

      – Живо по своим комнатам! – злобно приказывает отец, отворачивается и скрывается в гостиной, с силой хлопнув дверью.

      Стоит ему исчезнуть, как Кара подбегает к Майклу, чтобы его обнять, но он обниматься не расположен. Приступ ярости превратил его в камень. Он стоит, бесчувственный к тоненьким ручонкам сестренки, сомкнувшимся у него на спине. Но не чувствовать биение ее сердечка он не в силах.

      – Ненавижу его! – цедит он. – Как только смогу, сбегу из этого дома, только меня и видели!

      Назавтра отец поднялся по лестнице с инструментами и повесил на дверь чердака замок. Больше Майкл и Кара туда не лазили.

      8

      Кара, 2017

      Разумеется, тот детский запрет уже давно на меня не действует и на чердак я поднималась не один раз. Замка на его двери давно не осталось. Однажды – когда пропали все сомнения, что отец помнит, откуда он там взялся, – я залезла туда с древними инструментами и сорвала его. Отец больше не лазит на такую верхотуру. Такое впечатление, что эта часть дома и ее содержимое начисто стерлись из его памяти.

      Я бываю там редко. Пусть я теперь взрослая и дом этот – мой во всех смыслах, но, оказываясь наверху, я испытываю тревогу. Как будто на затхлом чердаке до сих пор звучат отцовские