Песок. Хью Хауи

вор. Что он сбежит и оставит нас ни с чем.

      – Он не был вором, – сказал Коннер, стараясь придать голосу больше убежденности. – Он был магнатом.

      Мать испустила долгий глубокий вздох.

      – Никакой гребаной разницы, – ответила она.

      14. Песчаная ловушка

      Выйдя из «Медовой норы», Коннер зашагал по окраине Шентитауна, уставившись на отцовские ботинки и впервые в жизни размышляя о своем имени и именах братьев. Палмер, Коннер, Роберт. Что, черт побери, это должно было означать? Ему казалось, что мать с каждым разом все больше тупит. Наверняка это было просто совпадение, нечто сочиненное ею в пьяном безумии после того, как ушел отец. Коннер надеялся, что мать никогда не расскажет об этом Робу – тот наверняка не выдержал бы подобного удара и начал бы называть себя Бобби.

      Коннер пересек пологую дюну между недавно обрушившимся домом и новым, строящимся. Горстка мужчин таскала материалы из руин и снова сколачивала их вместе в двух десятках шагов дальше, в очередной раз опережая неизбежное. Больше всего тревожило в этой сцене то, что она выглядела вполне обычной. Коннер много раз видел подобное в Шентитауне, когда руины служили фундаментом для новостройки. Но после слов матери он воспринимал все иначе, и его решимость по поводу планов на эту ночь лишь усилилась, заставив забыть о тех мыслях, которые вызвали у него пиво и тушеная крольчатина в обществе Глоралай прошлым вечером.

      Он прошел мимо ряда жилых строений, примыкавших сзади к дайверской школе. Палмер, вероятно, сейчас был уже дома, помогая Робу распаковать и проветрить палатку. Но все же стоило заглянуть в общежитие и проверить, не остался ли брат ночевать там накануне.

      Со своего крыльца ему помахала миссис Шайлер, которая затем продолжила выметать из дома песок. Один из ее детей ввалился внутрь, занеся часть песка обратно. Повернувшись, она заорала на мальчишку, который в каком-то смысле вынуждал ее заниматься сизифовым трудом – как и они все. Люди строили дома из остатков других домов, наполняли фляжки, ели, испражнялись, спали, ждали выходных и страшились будущей недели. Вся жизнь для них была сизифовым трудом. По одному ведру песка зараз.

      Следовало выбросить эти мысли из головы. Где-то все же имел место некий прогресс, и что-то становилось лучше. Именно в это верили мужчины, женщины и их семьи, медленно бредущие к горизонту. Они верили в жизнь вдали от сражений и бомб. Вдали от мятежей и стрельбы по утрам. Вдали от боссов, где солнечный свет и песок просачивались сквозь пулевые отверстия в мятой жести. Вдали от магнатов с их переменчивыми законами и тех, кто намеревался их свергнуть с помощью убивавших без разбора бомб.

      Наверняка имелась причина, по которой столь многие уходили, чтобы никогда больше не вернуться. Их манила лучшая жизнь, а может, они просто больше не могли выносить далекий барабанный бой и грохот, чувствуя неодолимое желание уйти, чтобы ни от кого больше не зависеть. Именно в это, вне всякого сомнения, верил их отец. Именно это он ощущал. Мать Коннера просто пыталась отравить память об этом человеке, поскольку ненавидела собственную жизнь. Только и всего.

      Дверь