Багровый – цвет мостовых. Орфей

на книгу, которую держал в руках.

      – Гаэль? Что это за… – малыш задумался, припоминая иностранное слово, однако сдался и произнес его на английском: – …язык?

      Он передал ему пьесу, и студент, едва увидев обложку, с готовностью сообщил:

      – Итальянский.

      – Ты и его знаешь? – удивился мальчик.

      – Да, – без хвастовства сказал юноша. – Мой отец – корсиканец, переехавший в Реймс. Мать – француженка. Мы, конечно, чаще использовали французский, но и итальянский тоже не редко звучал в нашей семье. Он как второй родной язык для меня.

      Новый факт еще больше поразил Тома.

      – Сколько языков ты знаешь? – расспрашивал он на английском, однако Гаэль, видимо, бросил ему вызов, продолжая говорить на французском.

      – Французский, итальянский, английский. Также учу латынь и планирую в скором времени приняться за греческий.

      Мальчик присел на край дивана и сочувственно вздохнул:

      – У тебя, верно, голова трещит от таких знаний.

      Студент засмеялся, привстал на локтях, и затем сел рядом с юным другом.

      – Нет, – покачал светлой головой он. – Мне это приносит радость. Ты и сам понимаешь.

      Несколько минут они оба молчали. Слышен был лишь марш часовых стрелок. Лицо молодого человека снова омрачила тоска.

      – Ты был прав, Тома, – тихо признался Гаэль. – Я и впрямь опечален.

      Мальчик с тревогой посмотрел на друга, ничего не говоря и дожидаясь, когда тот продолжит.

      – Сейчас, как ты знаешь, июнь. Я окончил колледж несколько недель назад и тянул время, хоть у меня заканчивались деньги. Что я имею в виду?..

      Снова молчание. Война меж мыслями является причиной запинок и долгих пауз.

      – Мне нужно уезжать, – сокрушенно доложил Гаэль, не в силах смотреть на собеседника; однако если бы он перевел взгляд, то наткнулся бы на преданную, исполненную решительности улыбку.

      Когда-нибудь люди научатся смотреть в глаза.

      – Все еще не понимаю из-за чего ты грустишь, – просто заявил Тома. – Я ведь поеду с тобой.

      Студент живо обернулся, не веря своим ушам; на его лице застыла неловкая милая улыбка. Крепко обняв ставшего столь дорогим мальчика, он пробормотал:

      – А я опасался, что ты захочешь остаться…

      – Ни за что! Ни за что! – выпалил Тома, округляя глаза. – Я никогда с тобой не расстанусь! Никогда. Если кто-то нас разлучит, я сбегу от него и найду тебя все равно!

      Тронутый такой бескорыстной верностью, Гаэль поднялся с дивана и стал напротив мальчика, с наигранной торжественностью произнося слова:

      – Властью, данной мне мною, – эта фраза вызвала хохот у ребенка; юноша же, сохраняя артистизм, был якобы серьезен. – Объявляю Тома, пяти лет от роду, моим братом, и обещаю верой и правдой служить ему, помогая в трудную минуту.

      Стоя на диване, Тома был практически на одном уровне с Гаэлем.

      – Я принимаю эту честь с благодарностью, – ребенок подражал тону старшего; во взоре его не прослеживалось и намека