Сжигая запреты. Елена Тодорова

все эти эмоции. А потом вдруг подумала: «Да какого черта?! Разве недостаточно я настрадалась?». Я заслуживаю передышку. Мне нужно расслабиться. Хочу насладиться предстоящим отпуском по полной, каким бы одуряющим ни был сопровождающий все эти чувства мандраж.

      «Никаких законов и правил, никакой морали и никаких, мать твою, долбаных запретов!» – провозгласил Шатохин.

      Два голоса за! Мы вступаем в твою партию, Даниил Владиславович. Временно.

      Папа, мама, Лиза – сразу три карандаша приходят в движение. Но Тёма, конечно же, оперативнее всех оказывается. Не успеваю даже заметить активности с его стороны, как в чат падает сообщение.

      Артем *Чара* Чарушин: Стой на месте!

      И сразу же за этим требовательным посланием на мой телефон поступает звонок.

      Глядя на фотографию своего любимого красавчика-брата, отчетливо представляю, как он за каких-то восемь тысяч километров в нашем родном городе, подобно Зевсу, мечет в гневе молнии.

      Черт возьми… Черт…

      Содрогнувшись, быстро сворачиваю все приложения и отключаю мобильный.

      Поднимаю взгляд на Даню и уже совсем по другим причинам взволнованно вздыхаю. Невзирая на мощное кондиционирование терминала, тело вспыхивает огнем.

      – Все? – вскидывая бровь, закусывает верхнюю губу.

      После этого мне уже не просто жарко становится. Я стремительно таю.

      Сколько бы ни утверждала, что больше не та «долбаная малолетка», которую Шатохин одно время охотно использовал, своей откровенной сексуальностью он по-прежнему вызывает внутри меня цунами безумного трепета. Валить все на гормоны удобно, но по правде я уже испытываю беспокойство, что эти ощущения не побороть никогда. И самое страшное: ни с кем другим они не повторятся.

      – Все.

      Без колебаний, как изначально и договаривались, отдаю Дане телефон.

      – А как же твой гребаный женишок? Ему ничего не напишешь?

      Сам Никиту упоминает, и сам же злится. Не то чтобы меня реально задевало все, что он говорит, но я, естественно, не могу не подлить горючего в костер.

      – Пф-ф, – с важным видом фыркаю. – Еще бы я при тебе с ним прощалась! Мы это сделали рано утром. С глазу на глаз, как и положено влюбленным.

      Даня с силой стискивает челюсти и жестко тянет носом воздух. Поворачивая голову в сторону, прячет вспыхнувшее в глазах пламя за своими крутыми Прада. Всегда эта привычка раздражала, но сейчас особенно сильно ненавижу эти очки. Хоть и признать не могу, что желаю смотреть Шатохину прямо в душу, а бешусь, когда отгораживается.

      – И что же ты ему сказала, Марин? С кем и зачем ты, мать твою, собираешься провести десять дней?

      Он ставит мне шах и мат. Конец игры.

      Нет… Нет… Нет…

      Я была бы не я, если бы не сумела выкрутиться из самой невыгодной для себя ситуации.

      – Данечка, – протягиваю приторно-сладким голоском. Склоняя голову набок, со столь же милой улыбочкой наблюдаю за тем, как брови Шатохина ползут вверх и поднимаются над широкой оправой очков. Наслаждаясь вниманием, несколько раз прицокиваю