Запрет на тебя. Елена Тодорова

поджимает губы и выкатывает мне в рожу фак.

      – Видел? Ответ мой улавливаешь?

      Стискивая зубы, разъяренно качаю головой. А потом перехватываю маячащую передо мной руку и припечатываю ее к подушке у Маринкиной головы.

      – Ты представляла себя на месте этой шлюхи? – выдыхаю ей в лицо.

      Не могу, блядь, не спросить. Свирепо тяну запах ведьмы и достигаю той точки, когда уже готов сдернуть штаны и тупо дрочить. Перед ней.

      – Какой шлюхи? – бесит непониманием явно намеренно.

      – Из ролика.

      – Нет, – цедит, прицокивая языком.

      – Врешь!

      – Ты придурок… Мне просто было интересно посмотреть!

      – И что именно тебя там так интересовало? Член? Могу показать вживую.

      Сам, мать вашу, не верю, что предложил нечто подобное Чарушиной.

      Благо она соглашаться не собирается.

      – Больной, что ли?! – задыхается возмущениями. – Хуже, чем я думала!

      – Хуже, – подтверждаю я. Натужно тяну кислород. Глядя на кобру, облизываюсь. И выдаю: – Покажи мне что-то сама.

      Маринка дергается. И так получается, что я почти наваливаюсь на нее сверху.

      Стону, пока в теле закорачивает и перебивает нервные контакты.

      Сука, с ведьмой я почти инвалид.

      – Ничего я тебе показывать не буду… Отвали от меня, извращенец… Бухой придурок… Отвали, сказала!

      – Не ори ты, – цежу ей в шею. Кусаю. Зализываю. – Вот так твою киску. Вот так, – еще раз бью языком и всасываю. – Жестко, Бэмби. От этого будешь орать.

      Она вздрагивает, будто высоковольтный провод к ней приставил.

      – Буду орать… Буду, маньяк… Если ты не уберешься, я весь дом разбужу!!! Слышишь?! Даня, блин… Даня… – на последнем выдохе вместо ее обычной злости улавливаю какой-то страх.

      И меня будто ледяной водой окатывает. Отталкиваясь, нахожу взглядом ее глаза. Они блестят. Губы дрожат. Пока Маринка их не закусывает зубами.

      – Пошел вон, сказала…

      4

      И эти глаза… Я подыхаю.

      © Даниил Шатохин

      – Данька, сейчас же оставь телефон, – мягко ругается мама Таня. Загнав пальцы в торчащие дикарем на моей макушке волосы, треплет их и смеется. – Поешь нормально, голова пройдет.

      Сглатываю собравшуюся во рту слюну и впервые за утро осмеливаюсь посмотреть ей в глаза. Зачатки совести тут же активизируются и разрастаются до чего-то вполне полноценного и весьма ощутимого. Чувство вины рубит, как обух топора. Прямо по башке. А оттуда уже расходится по всему телу. За грудиной заламывает, дыхалку плющит.

      Тяну кислород и улыбаюсь.

      – Спасибо, мам Тань. Обожаю вас и ваш бульон от похмелья.

      – Я знаю, – отзывается почти нараспев. – Все вы по нему периодически фанатеете, – опуская тарелку перед опухшим с перепоя Жорой, снова смеется.

      Картина маслом. Не могу не заржать, уже вполне искренне. Делаю снимок, этот гигантский бобер даже не отдупляется.

      – Телефон, – трясет мама Таня пальцем.

      Развожу извиняюще руками и прячу, наконец, трубу в карман штанов. На самом