Если. Вернувшаяся. София Фиялова

обустроилась в университете, мирно преподавала, даже обзавелась приятным знакомством среди коллег и почти заново привыкла говорить и думать по-русски. Была только одна вещь, которая ее все еще порой раздражала, и сейчас эта вещь сидела напротив нее в кресле, закинув ноги на подлокотник.

      – Захарыч как-то отметил, что когда-нибудь ты непременно спалишь эту квартиру, – сказала Палмер, посмотрев на сыщика поверх листа газеты.

      – И? – тот выпустил изо рта колечко дыма и стряхнул пепел с сигареты на ковер.

      – И Эдвард Шумахер подал заявку на патент пепельницы в 1915 году, что означает, что ты уже почти 95 лет официально отстаешь от технологий современности.

      – Пепельница у нас – а точнее, у меня до твоего приезда – только одна, – буркнул Такер. – И ее отобрали эмигранты, как и почти все в этом городе.

      – Эмиграция – это выезд за пределы государства. Процесс же иммиграции подразумевает, наоборот, въезд в страну, – заметила Анна.

      Она положила газету на колени, стряхнула пепел с сигареты в нужное место и взяла в руки стакан.

      – Бога ради, – Уильям поморщился. – Все русские такие нудные?

      – Это ты мне говоришь про нудность? – доктор отпила коньяк. – Сам изнываешь без дела вот уже третий день.

      – Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа, – ответил тот, вновь потянувшись к карману за пачкой.

      – Это писал Пушкин, – Анна вернула стакан на место и вновь взялась за газету.

      – Зачем тебе эта информация?

      – Это моя работа: пить и все знать, – парировала та. – Отвратительная привычка: что это, что курево. Но что поделать, Уильям?

      – Мне казалось, тебе наскучили стереотипы о русских.

      – Определенно наскучили, но если я не буду согреваться изнутри, погода скует меня холодом, и я превращусь в нудного хама, тоскующего без работы и портящего ковер в съемной квартире.

      Такер в ответ только фыркнул. В дверь внизу позвонили.

      – Возможно, тогда твое общество среди напыщенных идиотов в университете станет более органичным, – бросил Уильям.

      – Мне казалось, я даже дома нахожусь в таком обществе, – огрызнулась Палмер.

      – Кто-нибудь откроет? – крикнул снизу Захарыч. – Кто-то пришел.

      – К тебе клиент, – заметила Анна.

      – Нет, сегодня суббота, и сейчас 8 утра, – протянул Такер, вновь затягиваясь сигаретным дымом. – Что, кстати, делает твой стакан еще более негативным признаком подбирающегося алкоголизма – стыд и позор Вам, доктор Палмер, – он мгновение помолчал, а потом вернулся от своей ремарки к основной мысли. – Если бы это был клиент, он бы ворвался в квартиру, не стуча – так как в такое время приходят только те, с кем произошло нечто из ряда вон выходящее. Прием начинается в девять.

      – Уильям! Анна! – снова крикнул их домовладелец.

      Палмер, смерив Такера тяжелым взглядом, отложила газету и поднялась с места. В это время внизу хлопнула дверь – кажется, у хозяина дома сдали нервы. Доктор филологии покачала головой и двинулась к входу в гостиную:

      – Захарыч,