Боги должны уйти. Ноэми Норд

вы слышали, что задумали храбрецы? Им, видите ли, пора на праздник! А нам, стало быть, пора варить щи, плести циновки и кормить младенцев?

      – Как? Женщины останутся дома? А мужчины уйдут одни?

      – Не должны ли жены во время праздника стоять рядом с мужьями, а дети сидеть на широких плечах?

      – Небеса торопят мужчин? Но мы знаем, чем пахнут небеса в городе Уснувших! И, конечно же, не только тыквенной брагой!

      – К чему нашим мужьям жены, если в городе полно шлюх?!

      – К чему стаду лежебок вся деревня, если завтра состоится большая игра в мяч?

      – Несокрушимый вождь, ответь на вопрос, но ответь, подумав: если воины уйдут, кто будет охранять деревню? – спросила мать.

      Слова жены Несокрушимый не мог попустить мимо ушей:

      – В Храм Надежд уйдут лишь воины, а неполовозрелые мальчики и безусые юноши останутся. Они справятся с мышами и сороками, главными врагами женщин. Уверен, что за время праздника, другие опасности не потревожат ваших снов. Омельгоны разбиты. Бояться больше некого.

      – Никогда раньше мужчины не оставляли жен во время праздников. Женщины и дети обязательно должны пойти в храм Надежд. Редкая красивая церемония проводится лишь раз в двадцать лет. Молодые девушки состарятся, так и не побывав на празднике женихов и невест.

      – Что сказал жрец – о том помыслил бог. А жрец сказал, что женщины – греховны. Поэтому лишены праздника.

      Жабий жрец к этому добавил:

      – Пернатый Змей запретил потакать прихотям женщин. Тяжкий грех, содеянный Синевласой Ланью, до сих пор не отмыт. Поэтому наказание разделит весь женский род.

      – Это не справедливо! Чем виноваты остальные женщины?

      – Женщины останутся без праздника, так как веселье после греха недопустимо, – сказал Жабий жрец, тыча пальцем в сторону города Уснувших.

      – Пора! – вождь обвел суровым взглядом строй воинов, его жезл поднялся и указал в сторону далекого невидимого храма. – Идти далеко. Поспешим.

      Жрец дернул за веревку, приросшую к языкам пленниц, они хором завыли, рой мух взвился над дурно пахнущими телами.

      – Поторопитесь, воины! В путь! Иначе насекомые раньше времени полакомятся нашими дарами.

      – Посмотрите, что творится с омельгонками! – кто-то крикнул из толпы.

      Жрец оглянулся и замер с разинутым ртом.

      Кожа пленниц вздулась, и шевелилась, словно в нее залезли шершни. Там где лопались пузыри, из гнойных ран вылуплялись крупные мухи и с гудением взмывали в небо. Жужжание заглушило звон бубенцов на ритуальных сандалиях. Черная туча, как густой дым, нависла над толпой.

      – Такие кровососы в наших краях не водятся, – удивлялся народ. – Да и мухи ли это?

      – Это черные осы – еда омельгонов. Где омельгоны – там трупные осы. Они питаются друг другом.

      – Омельгоны перебиты, значит, кровососы примутся за нас, – сказал Несокрушимый, глядя в небо.

      Когда люди опомнились и побежали