Серебряный змей в корнях сосны – 3. Мария Дубинина

внизу и нередко с гостевыми комнатами наверху. Не было тут особой красоты или изящества, лишь по вечерам зажигались подвешенные за забором на крюки желтые бумажные фонари да мерцали красным акатётин[12] над дверьми идзакай.

      И все же Ямасита понравилась Кенте, ведь они с Мацумото Хизаши вошли как раз когда стража отбивала пять ударов, наступила середина часа Пса, и в это время года сумерки уже вовсю расползались по земле, поглощая улицы и дома, заставляя окна вспыхивать тревожным светом ламп. Откуда-то потянуло холодом, и Кента поёжился.

      – Дует с горы, – пояснил Хизаши и доверительно добавил: – Ненавижу холод.

      Он беспокойно раскручивал зонт, хотя дождь уже прекратился, и даже на темнеющем небе было заметно, что тучи расходятся, показывая первые робкие звездочки.

      А Кента в этот момент подумал, что жилье в Ямасите ему точно не по карману.

      – Идем, – поторопил Хизаши, чья притворная покладистость там, в лесу, в городе сменилась властным нетерпением. – У меня скоро руки отмерзнут.

      – Не отмерзнут, – возразил Кента, – до заморозков еще очень далеко.

      На что Хизаши даже не обернулся, уверенно вышагивая впереди. Опасаясь, как бы невольный спутник не пропал в лабиринте незнакомых улиц, Кента догнал его и пристроился рядом. И если в деревне к исходу часа Пса жители укладывались спать, тут им повстречалось много людей в одинаковых одеждах – черных хакама и темно-красных, как запекшаяся кровь, кимоно, и Кента с замиранием сердца понял, что эти высокие красивые юноши, спешащие мимо них, из Дзисин. Они – ученики оммёдзи.

      Кента посторонился, пропуская одного, но случайно натолкнулся спиной на другого.

      – Эй, глаза разуй, деревенщина! – рыкнул на него юноша-дзисинец, разбивая охвативший Кенту восторг, как хрупкую чашу. – Гнать вас всех надо…

      Толкнув Кенту плечом, он пошел дальше, а товарищи ни словом, ни делом не урезонили его.

      Рядом возник Хизаши и тихо спросил:

      – Оставишь это так? Он обозвал тебя деревенщиной.

      Кента с силой сжал пальцы на узле котомки. Гнев вспыхнул мгновенно и так же быстро угас.

      – Но ведь в его словах есть доля правды. Я пришел из маленькой деревеньки, название которой тут наверняка никому не известно. Для них, – он посмотрел вслед удаляющимся спинам, – я деревенщина.

      – Вот ты странный, – хмыкнул Хизаши. – Я бы не спустил оскорбления.

      Он его подначивал, даже Кенте было понятно, поэтому он с легкостью избежал расставляемой ловушки.

      – Здесь наши пути разойдутся, – сказал Кента, чувствуя неловкость. – Удачи тебе, Мацумото-кун.

      И, рассудив, что жилье дешевле, чем дальше оно от центра и от школы оммёдо, пошел прочь.

      – Почему ты опять со мной прощаешься? – раздалось ему вслед. – Разве мы не договорились идти в Кёкан вместе?

      И точно, прицепился как онрё[13] к обидчику. Кента ускорил шаг, но, судя по торопливому стуку гэта за спиной, Хизаши не отставал.

      – Не бросай

12

Акатётин – традиционный красный бумажный фонарь, который вывешивают перед идзакаей.

13

Онрё – беспокойные разгневанные духи людей, умерших с сильными эмоциями ярости, ненависти, обиды.