Виктор. Валерий Михайлов

благодарности, сэр.

      В течение недели Виктор днем плавал или фехтовал до изнеможения, а вечером отправлялся в склеп, где отдавался страхам. Сколько раз он думал, что умирает или сходит с ума, но в действительности ничего этого не происходило. Внезапно он понял, что боится только часть его «я» или боящийся, тогда как сам он наблюдает за этим со стороны. При этом он мог по своему желанию либо погружаться в сводящий с ума ужас, либо отстраненно наблюдать за ним. От удивления он забыл, где находится и попытался вскочить на ноги. Удар головой о каменный потолок принес еще одно открытие: оказывается точно также можно наблюдать и свою боль! Страх и тьма оказались освободителями, а не врагами.

      Ночью Виктору приснилось имя: Жозефина. Только имя, но это имя наполнило его душу чувством невосполнимой утраты, любовью, страстью, тоской. Следующую неделю он был одержим этим именем, и буквально считал минуты до заката. Уединяясь в склепе, он пытался вытянуть из себя хоть что-то, что могло бы открыть ему тайну этого имени. Только в полном изнеможении, мучимый голодом и жаждой он возвращался наверх. Постепенно им начало овладевать отчаяние.

      – Похоже, вы слишком усердны, сэр, – заметил Саймонс после того, как Виктор пропустил один из тех ударов, которые человеку с его уровнем мастерства стыдно пропускать.

      – Что вы имеете в виду? – спросил он, переводя дыхание.

      – Стучи, и тебе не откроют. Своими усилиями, вы не позволяете воспоминаниям прийти. Это как сон, который нельзя призвать. Ему можно только покорно отдаться и ждать.

      Виктор подозрительно посмотрел на Саймонса.

      – Я лишь высказываю то, что приходит мне в голову, – пояснил тот, – но откуда у меня эти мысли, остается загадкой, сэр.

      Весенний Париж жил своей жизнью. В многочисленных ресторанчиках и кафе посетители наслаждались едой и вином. По улицам прогуливались дамы и кавалеры. Одни в экипажах, другие пешком. Город любви и наслаждений оправдывал свою репутацию.

      ВИктор (в Париже ВиктОр) ходил среди этого великолепия и глотал слюни. В его жизни была очередная темная полоса. После того, как он по глупости связался с вольнодумцами (из-за чего пришлось покинуть Россию), такие полосы случались чаще и чаще. На этот раз он остался без денег, без жилья и без чего-либо, что можно продать. Он был готов на любую работу пусть даже за стол и кров, но даже такую работу найти не удавалось. Оставалось попрошайничать или грабить.

      Не зная, на что решиться, Виктор бесцельно слонялся по парижским улицам, наблюдая со стороны за праздником жизни, на который у него не было билета. Приближалась ночь, и надо было найти уютную подворотню, еще не занятую другими такими же безбилетниками. Хуже всего было то, что сообразительная обычно голова была такой же пустой, как и желудок.

      – Такое впечатление, что кто-то специально отгоняет любые хоть сколько полезные мысли, – сказал он себе, идя по темной безлюдной улице, куда его занесла судьба или предоставленные сами себе ноги. Виктор давно уже не стеснялся разговаривать с собой вслух.

      Послышался