Восемь пуль людоеду. Николай Иванников

он висел в воздухе, не в силах сообразить, что произошло. А потом увидел Костика, и сразу же все стало ясно.

      Костик тоже висел в воздухе и смешно болтал ногами – его держал за шиворот большой мускулистый мужчина со смуглым, очень недовольным лицом. Мальчишки из соседнего района вовремя дали стрекача – их сверкающие пятки еще можно было видеть там, где дорожка делала плавный поворот.

      Мужчина пошевелил большими рыжими усами, словно раздумывал, что ему дальше делать со своими пленниками; посмотрел сперва на Тошку, потом на Костика и наконец сказал:

      – Ну, драчуны, успокоились?

      – Отпусти… – мрачно сказал Тошка и в очередной раздернул ногами, правда, с прежним результатом.

      Рыжие брови у мужчины приподнялись и изогнулись дугами.

      – Э-э-э… – пропел он удивленно. Потом поднес Тошку поближе и повел большим носом у его лица. – Да ты, приятель, пьяный… Вот это да! Тебе сколько лет?

      Тошка почувствовал вдруг, как желудок у него стянулся в тугой комок и этот комок медленно, но неотвратимо пополз вверх, к горлу.

      – Вам-то какое дело… – пискнул Тошка. – Отпустите…

      – Как же я тебя отпущу, такого пьяного.

      Костик вдруг издал пронзительный вопль и, крутанувшись вокруг оси, вывернулся из рук мужчины. Упал на дорожку, кубарем откатился в сторону и, треща ветками, исчез в кустах. Тошка проводил его взглядом, полным сожаления.

      – Отпустите… – попросил он едва слышно. – Мне плохо…

      Мужчина тут же поставил его на землю, и Тошка рухнул на колени как подкошенный. Все так же, на четвереньках, он попытался добраться до кустов, но на это у него не хватило сил, и его стошнило прямо посреди дорожки. Стоя на четвереньках, он покачивался, как больная корова, потом его снова стошнило, буквально выворачивало наизнанку, и он никак не мог остановиться. Даже стыдно ему сейчас не было, просто хотелось, чтобы это поскорее закончилось. «Никогда больше не буду пить… – мысленно клялся он, дрожа всем телом и пытаясь отхаркаться от розовой слизи, свисающей у него с губ. – Никогда в жизни… Никогда-никогда…»

      Потом он услышал прямо над ухом:

      – Ну что, приятель, полегчало?

      Тошка сплюнул и с трудом приподнял голову.

      – Маленько.

      – Ты где живешь-то?

      – Здесь недалеко… Совсем рядом…

      – Я тебя отведу.

      Тошка не нашел в себе сил возражать и сопротивляться. Да он и не хотел. Родительский гнев не казался ему сейчас страшным, гораздо страшнее будет, если кто-нибудь из одноклассников увидит его в таком виде – жалким, беспомощным, в луже блевотины. Это будет еще ужаснее, чем тогда, на «распятии»…

      Мужчина помог Тошке встать на ноги и сунул в руки носовой платок: «Утрись, на тебя противно смотреть». Тошка послушно утерся. Придерживаемый мужчиной за плечо, он кое-как добрался до дома.

      – Все, пришли, я здесь на первом этаже живу. Спасибо.

      – Ну, бывай, герой. Больше не пей и не дерись… Кстати, где ты так драться научился?

      – Как? – не понял