Здесь, в темноте. Алексис Солоски

улыбаемся друг другу. Потом я вспоминаю, что́ находится под деревом, и улыбка сползает с моего лица.

      – Детектив уже здесь. Он захочет поговорить с вами. Вы справитесь?

      Я подкрепляю силы еще одним глотком кофе.

      – Разумеется.

      Парамедик уходит. Женщина в униформе наматывает пронзительно-желтую полицейскую ленту вокруг дерева, где лежит мертвый мужчина, теперь укрытый простыней.

      – Мисс Пэрри? – произносит голос. Мужчина в темно-синем пальто садится на скамейку рядом и разворачивается ко мне всем корпусом. Поднятый воротник обрамляет лицо красновато-коричневого оттенка дорогих мокасин. У него этническая принадлежность, которую я не могу определить, с поразительными голубыми глазами и острым носом, похожим на клюв какой-нибудь хищной птицы. Хищной птицы в полосатом галстуке.

      – Мисс Пэрри? – повторяет он. – Я детектив Пол Дестайн. Я бы хотел поговорить с вами. Вы не против проехать со мной в участок?

      Мне в голову сразу приходят все полицейские процедуры, о которых я когда-либо читала или видела в кино.

      – Я арестована? Мне нужен адвокат?

      – Если хотите, – произносит он, разводя руками. – Но нет, мэм, я не рассматриваю вас как подозреваемую.

      – Так почему же в участок?

      – Там теплее, и мне нужно снять ваши отпечатки пальцев. На всякий случай.

      – Хорошо, – соглашаюсь я и возвращаю одеяло Дуэйну, благодарно кивнув.

      Детектив Дестайн сопровождает меня в участок – в здание из желтого кирпича, в окнах которого установлены кондиционеры. Подводит к столу, где полицейский, черты лица которого сморщены, точно прячутся от его же ушей, снимает у меня отпечатки пальцев, и я отважно пытаюсь не дергаться от прикосновений. Я ожидала увидеть что-то вроде сканера, однако он просто прижимает все мои пальцы по очереди к чернильной подушечке, а затем перекатывает их один за другим на листе жесткой желтой бумаги, который затем заставляет меня подписать. Потом он протягивает мне две высохшие влажные салфетки, которые практически не отчистили чернил.

      Дестайн ведет меня по коридору, выкрашенному в суицидальный серый цвет, и открывает дверь в убогую комнату с несколькими складными стульями вокруг деревянного стола. Верхнюю половину стены занимает зеркало. Он устраивается на стуле и кладет блокнот и ручку на стол.

      Я указываю на зеркало:

      – Это для того, чтобы другие детективы могли наблюдать за допросом?

      – Да.

      – Там сейчас кто-нибудь есть?

      – Сомневаюсь.

      Беспокойство крабом пробегает по моему позвоночнику.

      – Вы можете проверить?

      Он явно прикладывает фантастическое усилие, чтобы не закатить глаза.

      – Проверьте сами, – произносит он, указывая в сторону коридора. – Первая дверь налево. Должна быть открыта.

      Так и есть. Я вхожу в узкую комнату. С этой стороны стеклянная стена выглядит толстой и желтоватой, отчего кожа Дестайна кажется темнее, а глаза ярче и пронзительнее. Он смотрит в зеркало, и, хотя я знаю,