Семья для мажора. Кристина Зайцева

дела.

      Это не самый нормальный порядок вещей, но я не возражаю. Думаю, ей тоже нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что я больше не живу с ней в одном доме.

      – Твоя бабушка настоящий партизан. Слова не вытянешь. Может хотя бы от тебя я узнаю, стоимость твоего проекта?

      – Стоимость еще до конца не определена, – вру, не желая посвящать ее в то, чем рискую.

      В первую очередь я не хочу, чтобы об этом знал отец. Я сам попросил его мать, свою бабулю, никого не посвящать в суть наших с ней дел. С родителями матери я тоже общаюсь, просто они живут в соседней области. Дед до сих пор читает лекции по высшей математике в своем университете, поэтому переезд никогда не рассматривался.

      – Могу я хотя бы взглянуть чем ты занимаешься? – спрашивает она. – Или это тайна?

      – Не тайна. Если хочешь взглянуть, взглянешь.

      – Это радует.

      Помолчав, все же задает свой вопрос:

      – Твои “каникулы” все еще продолжаются? Или тебе надоело по чужим квартирам болтаться?

      Мне не надоело.

      С каждым днем я все больше вхожу во вкус.

      Кажется, до того дня, пока не свалил из дома, я не понимал всю степень своей угнетенности. Все из-за него. Из-за отца. Сейчас мне кажется, что я скорее сдохну, чем проиграю. Надеюсь, что я удачливый.

      – Как дела у тебя? – перевожу тему.

      – В конце недели командировка на два дня. Ты с кем-то встречаешься? – вдруг спрашивает она.

      – Нет, – выпрямляюсь.

      Из кабинки за спиной выходит какой-то пацан. Моет руки и направляется к двери.

      – Вчера я видела Марину…

      – Мне это не интересно.

      – Ясно. Что ж, она передавала тебе привет.

      Очень сомневаюсь. Все, что она может мне передать – это пожелание гореть в аду. После нашего последнего разговора мы ни единым словом не обмолвились, даже находясь в одном помещении. Это было давно, и я хреново те дни помню, потому что… тупо бухал несколько охрененных дней. После того, как Калинина попросила больше ей не писать и не звонить, я зависал в “Барабуле” гребаную неделю.

      – Передай ей взаимный привет, – усмехаюсь.

      Оборачиваюсь, потому что в отражении зеркала за своей спиной вижу Алёну.

      Войдя в дверь мужского туалета, она с независимым видом осматривается, и это просто гребаная фантастика!

      – Пздц… – бормочу в трубку, пораженный.

      – Что? – переспрашивает мать.

      – Ничего, – откашливаюсь, наблюдая за тем, как эта девица складывает на груди руки и впивается в меня глазами. – Мне идти надо.

      – Ладно. Спокойной ночи.

      – И тебе, – сбрасываю вызов и толкаю телефон в карман. – Ты в курсе, зачем люди в туалет ходят? – спрашиваю, развернувшись.

      – Я не стеснительная, – пожимает она плечом.

      – То есть, я могу помочиться? – киваю на писсуар.

      – Если тебе не терпится.

      Мне не терпится узнать, какого хрена ей от меня нужно.

      – Я весь внимание. – Кладу на пояс руки.

      Дальше случается волшебство.

      Ее лицо становится напряженным, и