Красная книга. Сергей Валерьевич Мельников

прицениваюсь. По чём арбузы?

      За спиной торговца по узкому парапету, балансируя руками бежал Саня.

      – А у тебя денги есть? – Нахмурился продавец.

      – Конечно, – сказал я, стараясь не смотреть ему за спину. – У меня батя тут, сейчас подойдёт. Хотим пару арбузов купить на вечер… Покрупнее. Сколько кило?

      – Дэвят копеек, мальчик. – торговец расплывается в сладкой, как его арбузы, улыбке. – Лючше цену не найдёшь.

      Я вижу резкое движение за его спиной. Саня хватает с горы арбузов самый верхний, самый огромный. Он торопится, его тянет назад, и он чуть не падает с парапета. Ужас в моих глазах видит и торговец. Он оборачивается, видит похитителя, балансирующего на каменной ограде. Это тут она – низкий ряд камней с каменной плитой поверх, а с другой стороны – трёхметровая стена. Он открывает рот, чтобы громогласно обрушить на нас все кары небесные, общественное порицание и ближайший наряд милиции.

      Что мне остаётся делать? Я со всей дури врезаюсь в него, валю на арбузы, которые лопаются под тяжестью его туши, умудряюсь выкрутиться из цепких рук, ввинтиться в толпу. Убегая, краем глаза вижу, как подбежавший с другой стороны Витёк хватает арбуз и растворяется в толпе, а Саня сползает туда, за стену, я вижу его руки, цепляющиеся за камень, и потом они исчезают: спрыгнул.

      Мы встретились чёрт знает где: на пирсе недалеко от дачи какого-то греческого купца. Саня всё продумал. Запыхавшийся Витёк с арбузом, мокрый, хоть выжимай; прихрамывающий на правую ногу Саня и я, красный, как Чингачгук Большой Змей. Мы плюхнулись на край бетонного волнореза, ржём, как три совсем не белых коня: преступники, сделавшие, вроде, что-то дурное, но на таком кураже, что страшно: вдруг понравится.

      В санаторий с похищенным сокровищем пошли обходными путями, через узкие улочки Феодосии.

      – А это откуда? – строго спросила нянечка около нашей палаты.

      – Купил, – обиженно ответил Витёк, бережно прижимая арбуз к груди. – У меня деньги есть.

      Соседи по палате загалдели:

      – О, арбузик!

      Но Саня ответил грозно:

      – Это для дела! Руки убрали!

      И все угомонились. Он у нас самый сильный был, единоборствами увлекался.

Про третий этаж

      Ну так это: идём мы идём, всё никак не дойдём. Наш санаторий – бывшая дача какого-то дореволюционного купца. Тут, в Феодосии, всё красивое – это дача кого-то дореволюционного. Сейчас – санаторий для советских детей с уклоном в пульмонологию. Кто время от времени чувствует себя рыбой, выброшенной на песчаный берег, приезжают сюда лечиться. Обычно не по своей воле.

      В первый день я вообще сбежал и на переговорном пункте бормотал маме в трубку:

      – Мам, на фиг этот санаторий, забери меня обратно. Тут шестнадцать человек в комнате, и кормят паршиво.

      Я был жутко привередливый в еде. Но мама что-то знала. Она попросила меня потерпеть ровно два дня, потом позвонить ещё раз. "Если захочешь, заберу" – сказала. Я хмыкнул недоверчиво. Через два дня забыл, через три позвонил. Мама спросила: "Забирать?". Я ответил: "Не надо". На том и порешили.

      Про