Трясина. Борис Айроевич Саркисов

ладонью раскрасневшееся лицо, он спросил:

      – Тебя можно поздравить с победой?

      – Это наша общая победа. Мы заполучили то, что желали, но разве мог я предвидеть, что возникнут такие последствия. Мы привлекли к персоне нашего гостя внимание не только общественности, но и криминальной шайки, в которой вращался Рэм. И теперь никто не поверит, что это не он, а Мидас.

      – То есть совершенно другой человек?

      – И как же быть?

      – В конце концов дело сделано и придется плыть по течению. Оно, конечно, будет бурным, мятежным, подчас непредсказуемым, но нам не привыкать к превратностям судьбы.

      –Он сейчас спит?

      – После гипнотического сеанса и снотворного он будет в отключке не менее двух дней.

      – Что ж, пусть он набирается сил, а я готов послушать обещанную сказку.

      – Расскажу, но с одним условием.

      – Слушаю.

      – Концовку придется досказать тебе. Принимаешь?

      – Не знаю… – дернул плечами Игнат.

      – Тогда, внимательно слушай.

      И Колымей, уже не в силах нести бремя своей тайны в одиночку, поведал другу то, что тот так долго и тщетно допытывался.

      – Жил-был юноша по имени Тит – крепкого сложения, пытливого ума, доброго сердца. В семнадцать лет он остался без родителей и его воспитанием занялся дед по материнской линии. Звали его – Григорий. Это был могучий и мудрый старец, отшельник по виду, ученый по призванию, с гордым и независимым взглядом. Тит, как послушный ученик, впитывал в себя простые, но священные слова деда. Тот говорил, что на свете множество наук, но главная из них – наука постижения Истины. «Не пренебрегай законами времени, – наставлял он внука, – помни, что каждый день твоей жизни – последний, неповторимый. Можно проспать его, провести в любовных забавах, в благотворительных деяниях, в путешествиях и созерцании окружающего мира, окунаться в бытовые мелочи, в бездну науки или другие праведные дела, но лучше в меру сочетать и первое, и третье, и пятое, и десятое. Тогда и сон у тебя будет блаженным, в нем ты станешь черпать силы и продолжать свое полезное существование…» И осознав глубину его изречений, Тит уже в ранние годы взял за правило:– с утра расписывать свой день по пунктам и строго придерживаться этому распорядку. Это дисциплинировало его, помогало самоанализу, и юноша все больше убеждался, что не напрасно живёт на свете, и не беда, если не успевал осуществлять все намеченное, главное – сознательно стремился к его исполнению. Со временем это стало привычкой, не покидавшей его никогда. У него появилось ощущение, будто его душа и во сне, как бы оторвавшись от плоти, продолжала полет в мир неизведанный и таинственный.

      Жили они скромно, душа в душу. Старик все свои сбережения тратил на образование юноши и был доволен, как тот, живя в согласии ср своей совестью, постигал науки.

      Пришло время умирать мудрецу. Перед смертью он обратился к любимому внуку с наказом, и выражение безмерной грусти мелькнуло на его строгом лице:

      – Тит,