Просто шли по дороге звери…. Наталья Захарцева (Резная Свирель)

сказал, салфетку теребя:

      – Не смог зажечь маяк. Была причина. – Он не горел? Ну значит, дурачина, я видел свет, идущий от тебя. Я видел луч. Не знаю, с чем сравнить. Мгновение, но этого хватило.

      Скрипели доски шаткого настила,

      ракушки растопырились в тени.

      Из синего космического супа – хоть ешь его половником, хоть лей – довольно улыбался, белозубо, во всю весну старик Хемингуэй.

      Смерть

      Быстро она собиралась. Вещей немного: джинсы, футболки, блокноты, расчёски, кисти. В среду она улыбнулась ему с порога: я позвоню, как устроюсь.

      Давай, не кисни.

      Я не вернусь –

      эта фраза страшнее пули, словно они никогда

      и не жили рядом. Только ключи оставались лежать

      на стуле. Жалко, не маг – он бы их уничтожил взглядом. Время, конечно, не делает нас моложе,

      но рассудительней делает. Он смирился. Через неделю вернулся домой, и что же: прямо на кухне, в районе пакета с рисом, он обнаружил письмо. До чего сопливо, глупо, как в женских романах. И так же нудно.

      Начал читать. И почувствовал запах сливы, улицы, ветра, который в одну минуту делает лёгким, крылатым, совсем воздушным, или вертлявым зверьком, или сильной чайкой:

      Здравствуй. Я знаю, простились. Хотя послушай –

      ты невозможно хороший, уже скучаю.

      Там, куда еду, – звенит комарами лето. Радуги в лужах, кометы и звездопады.

      Не было в кассе, родной, для тебя билета, даже плацкартом. Я этому крайне рада. Помнишь – я белку однажды с руки кормила. Помнишь, как ты под гитару орал на трассе.

      Это звучало ужасно, но было мило.

      Хватит о прошлом печалиться. Ты согласен?

      Скоро забуду твой адрес, улыбку, почерк. Я, дорогой, постараюсь тебе не сниться.

      Если на улице ночь – то спокойной ночи.

      Утром он встал. Как обычно, пошёл в больницу.

      Дом дрейфовал в темноте, отдавал швартовы (раньше с любимой в больницу ходили вместе). Врач удивился: мне странно, но вы здоровы, вот, констатирую факт – ваша смерть в отъезде. Понаблюдаем с полгода, что с Вами будет. Определённо, вообще уникальный случай. Доктор смеялся: бросают не только люди. Смерть, получается, бросила вас, голубчик.

      Город шумел, продлевался, сиял, как ёлка. Он, прикупив в магазине бутылку сидра, долго стоял на обочине, долго-долго: здравствуй, моя драгоценная Смерть. Спасибо.

      Может, ты просто небесная стюардесса, или ты просто небесная проводница.

      Лет через сорок увидимся, не надейся,

      Смерть его слышала. Рыжая, как лисица.

      Пацифист

      Конечно, я помню про рай и ад, но есть кое-что честней: шагает по долгим пескам отряд оставшихся на войне. В нём каждый четвёртый сошёл с ума, а каждый второй молчит. У каждого первого в сердце тьма, звенят в голове мечи.

      У чёрного солнца закат кровит, навеки зашитый в нерв.

      Бредут камикадзе и штурмовик, драгун и легионер. А если сидят они у костра, а если заходят