Год в оранжевом круге. Арина Громова

не глядя на меня, продолжал рассказывать:

      – Странный он какой-то. Такой визг поднял! И опять начал замахиваться.

      – Снова немного подрались?

      Сережа опять кивнул.

      – Вот и вся история. А, пионы только у входа кинул. И ушел.

      – Мне очень жаль.

      – Весь следующий год прошел так, будто ничего и не было. Вот так! Единственное, мой кореш пару раз извинился, что вообще тогда предложил спор. Так бы ничего и не было. Хотя кто знает? Так вот: она мне в эту среду позвонила. Сказала, что недавно узнала про мой переезд. Душевно поговорили. Этот парень ее бросил, что и требовалось доказать. В общем, абсурд, Евгения. Как жаль, что в этом мире люди разучились любить.

      – Да ну ее. Она тебя не достойна.

      – Я так и не научился отпускать людей. Вроде все прошло, все повзрослели, а я почему-то до сих пор вспоминаю ее.

      – Я тоже не умею.

      – Ты-то понятно. Тебе еще не приходилось кого-то отпускать. И это хорошо.

      Я задумалась. И правда: все, кто был со мной в детстве – остаются со мной и сейчас. Кроме деда. Я не знаю ни что такое любовь, ни что такое прощание.

      Сережа косо посмотрел на меня:

      – Правда ни разу не нравился никто?

      – Ни разу.

      Мы оба немного помолчали. Я не хотела сбивать собеседника с мысли, а тот, будто бы перебирал в памяти воспоминания. К этому времени выглянуло спящее солнышко, и показалась еле заметная радуга из-под пушистых облаков.

      – Ты из-за ее звонка переживаешь?

      – Да как-то все вместе. Хочется просто уйти куда-то и все. Побыть одному. Подумать. Признаться себе в том, что я не в порядке.

      – Это нормально. Бывает с каждым.

      – Нормально для тебя. Ты не парень. Хочешь –ной, плачь, истери. А у меня даже права это показывать нет.

      – Брось. Ты же живой человек. И я не истерю, на минуточку.

      – А что в конце июля было?

      – Один раз не считается!

      – Повезло тебе, Жень, – грустно усмехнулся Сережа. – Все у тебя есть, все будет, думать ни о чем не надо, родители понимающие. Блеск.

      – Да. Я может и кажусь избалованной, так и есть. Родители у меня очень добрые. И дед замечательным у меня был. Я благодарна им. Они учили меня не сдаваться, отстаивать свои интересы, любить себя, дружить. Но, с другой стороны, рано или поздно: уезжать тоже придется. А я даже приготовить себе ничего не смогу. Ну вот Сережа, скажи мне, как ты научился такие блины печь? В чем секрет?

      – Я научу. За мной должок.

      – Правда?

      – Вполне. Научишься ты блины эти несчастные печь. И не только блины.

      – Надеюсь.

      – А учишься ты как?

      – Это уж точно не мое. Родителей часто к завучу вызывают: то из-за алгебры, то из-за физики. Один раз вызвали, потому что я на уроке подожгла графитовый карандаш.

      – Специально?

      – Не то, чтобы… Ладно, да, специально. Это было давно, сейчас, конечно, я на такое не решусь.

      – Вот это да, – оторопел Сережа.

      – Сами виноваты. Надоели. А еще три года этих мучений.

      – А Нина что говорит?

      – Злится