Сказки из жизни. Светлана Игоревна Бестужева-Лада

его бабушка Елена смотрелась бы белой вороной среди избранной публики на Новодевичьем кладбище и в парадном зале Дома архитектора, где устроили поминки? Такая родня Лодзиевским чести не делает.

      – Ты сегодня снова будешь дома? – поинтересовался Андрей.

      Мать взглянула на него остро и немного прохладно:

      – Я же тебе сказала, что в той комнате ничего интересного нет. Одна рухлядь. И вообще отец запрещал…

      – Но папы же нет уже…

      – И ты решил, что теперь все дозволено? Нет, милый мой, ничего подобного. Во-первых, я дома буду не только сегодня, но почти целый месяц. Нет у меня настроения с кем-нибудь встречаться. А во-вторых, я постараюсь сохранить все, как при папе. Только разберу все бумаги, наведу порядок…

      Андрей, в очередной раз подивившись прозорливости матери, кивнул и отправился по своим делам, точнее, в свою комнату, к книгам, магнитофону и прочим занятиям. Он редко делал что-нибудь только потому, что это было запрещено, да и «старая рухлядь» его не больно манила. А кукла… Что ж, он ведь не девчонка, чтобы любоваться какой-то куклой, пусть и необычной.

      По дороге к двери он мельком глянул на маленький столик возле кресла с торшером. Там лежала толстая, порядком потрепанная книга на каком-то иностранном языке. Буквы выцвели от времени, да и слова были незнакомые, только одно и можно было разобрать – «порселен». По-французски, которым Андрей владел уже вполне прилично, это означало «фарфор», а этот предмет его вообще ни с какой стороны не интересовал.

      Фарфором, в его понимании, были всевозможные сервизы, с которыми лучше было не связываться: один раз он случайно разбил какую-то салатницу, так у матери чуть сердечный приступ не случился. Салатница, оказывается, была какая-то размузейная, из сервиза чуть ли не времен императрицы Екатерины, и вообще… Спокойнее было пользоваться обычной, повседневной посудой: даже если и грохнешь какую-нибудь чашку или тарелку, никто слова не скажет.

      Ада не сказала сыну, что все последнее время занималась не столько разборкой бумаг, сколько поиском завещания. Именно поэтому она и вскрыла запретную комнату, думая обнаружить там что-то для нее опасное и, если таковое действительно обнаружится, немедленно все уничтожить. Но тревога в этой части оказалась ложной: кроме нескольких выцветших фотографий, старомодных платьев и выдохшегося флакона дорогих духов, ничего, заслуживающего внимания, в комнате не оказалось. Если не считать старинного сундука…

      Сундук оказался запертым, Аде пришлось довольно долго повозиться с хитроумным замком. Наконец ее усилия увенчались успехом, крышка откинулась, и с первого взгляда Ада поняла, что этот сундук, скорее всего принадлежал матери Андрея Антоновича, давным-давно покойной. Супруг редко и скупо рассказывал Аде о своих родителях, но ей удалось из этих отрывочных фрагментов составить относительно четкую картину.

      Сверху сундука лежала эта самая кукла. А вмятинка