Гидра. Максим Кабир

экипажу, за недели ада он постарел лет на десять, и Заяц иногда замечал, как багермейстер трет грудь с левой стороны.

      – Юнга? Ты чего?

      – Егорыч, я сбегу.

      – Брось. Спи.

      – Егорыч, я твердо решил.

      Багермейстер сел на нарах.

      – Окстись. Я тебя хоронить не буду. Другие пытались, где они?

      – У других не было плана. Рванули с котлована – получили в спину.

      – А у тебя план?

      – Ну.

      – Говори.

      Заяц почти прижался щекой к бороде Егорыча.

      – Завтра выходной. Прилетят какие-то столичные артисты.

      – Ничем они не помогут, – вздохнул багермейстер. – А если станешь им правду рассказывать, что тут да как, их кокнут вместе с тобой, и концы в Ахерон.

      – Я раньше убегу. До концерта. Егорыч, в душевой ниша есть, закрытая фанерой. В ней – чекушка, видно, чья-то нычка. Я в нишу помещаюсь.

      – Не понял…

      – Егорыч, когда нас поведут на концерт, подними у выхода шум. Скажи, пацан сбежал, скажи, только что рванул за угол, туда, где автопарк. И непременно с конвоирами иди, покажи, куда я побежал.

      – А дальше?

      – Вот сверток, спрячь. В нем пальцы.

      – Пальцы?

      – Человеческие, я нашел в грязи. Высыпь их незаметно на траву и покажи конвою. Мол, все, что от пацана осталось.

      – А ты, значит, в душевой?

      – Да. У конвоя – концерт, они не станут шум поднимать. Как все уйдут, я из завода выберусь, и в лес.

      – А пальцы чужие зачем? Ты свои оставишь. Там же твари!

      – Я сбегу, Егорыч. Прорвусь и позову на помощь. Вниз по течению есть поселок, а на горе – мужики, которые ЛЭП ставят. – Заяц схватил багермейстера за плечо и прошептал ему в ухо, леденея от страха: – Я прорвусь, только ты в меня верь. Сильно верь, хорошо?

      Глава 9

      – Я лысею, – сказал Кеша.

      – Не выдумывай.

      – Вот же. – Он склонился к зеркалу.

      – Ты не лысеешь, милый.

      – Точно? Посмотри. Дай я отдерну штору.

      Кеша потянул за ткань. Снаружи к окну прижимался папа Агнии Кукушкиной.

      – Чем это воняет? – спросил он.

      Галя резко проснулась, морщась от шума. Глянула в иллюминатор, на зеленое, желтое, синее покрывало тайги.

      «Надо же. Уснула под грохот пропеллера. И гад приснился. Оба гада».

      Бывший муж не доработал. Мог бы состряпать все так, чтоб к пункту назначения Галя шла пешком, но из Якутска ее забрал большой грузовой вертолет. В вертолет набились местные музыканты. Балалаечники, гармонисты расселись по ящикам с подарками для гидромеханизаторов. Везли сгущенное молоко, сахар, лимоны, папиросы, печенье, леща в томате.

      – Докатилась.

      – Что вы говорите, Галина Юрьевна? – Администратор, москвич, подпрыгивал на чемодане с Галиными вещами. Весь круглый – живот, глаза, лысая головенка. Фамилия подходящая: Бубликов.

      – Говорю, красота.

      – О! Первостепенная красота!

      Провинциальные музыканты откровенно таращились