Любовь и мистика. Наталья Патрацкая

я стул не продаю! Тема исчерпана.

      – Анфиса, с кем ты там говоришь?! – прокричал Степан Степанович и высунулся в прихожую.

      – Анфиса, ты не одна! – вскричала Инесса Евгеньевна. – А как же мой Платон?!

      – Платон деньги отдает вам? Значит, и живет у Вас, а я сама по себе.

      – Бабы, что за разборки в такое время?! – зашумел недовольный ситуацией Степан Степанович. – Что за ерунду вы говорите?

         Инесса Евгеньевна слабо, но стала соображать, видимо, на ее гладиолусе очередной цветок распустился:

      – Ухожу, ухожу. – сказала женщина и резко прикрыла входную дверь.

         Платон сидел с двумя телефонами: сотовым и обычным, глаза у него были грустные-грустные. Ему было очень плохо.

      – Платон, – сказала вошедшая в квартиру Инесса Евгеньевна и замолчала.

      – Мама, Анфиса отдала тебе старый стул?

      – Ей не до стула, я так поняла ситуацию в ее доме. Она стул не хочет продавать. А ты откуда про стул узнал?

      – Анфиса мне стул отдавала склеивать, а потом мы провели серию климатических испытаний с этим стулом по ее просьбе.

      – Понятно, а мне сказала, что стул ей от бабушки достался. Платон, ты не мог бы еще двенадцать стульев подвергнуть этим самым испытаниям, которым подвергли первый стул?

      – Мать, ты чего? Анфиса просила еще для пяти стульев провести цикл испытаний, а ты уже двенадцать стульев предлагаешь, не много ли тебе?

      – А жить всем хочется. Трудно помочь? Хочешь, я выступлю официальным заказчиком этих самых испытаний над стульями? Только надо все сделать так, как было со стулом Анфисы. Стул замечательно смотрится.

      – Не понял.

      – Ты давно был в антикварном магазине?

      – Я туда вообще не хожу.

      – Зайди, посмотри, чем торгуем. Где на всех покупателей антиквара найти? Вот, сами и придумываем вар-антиквар.

      – Прости, не сразу понял. Ладно, испортим твои стулья по полной программе. У нас все записано. Кто-то у Анфисы есть? Она тебе говорила?

      – Нет, я у нее никого не видела и ничего про других мужчин не слышала.

      – А мне показалось, что у нее вместо антикварного стула славянский шкаф завелся.

      – А шкаф в твою печь не влезет? Мы бы шкафчики сделали…

         Анфиса словно очнулась ото сна и внимательно посмотрела на Степана Степановича так, словно холодным душем его облила:

      – Степан Степанович, шел бы ты домой, ну не люблю я тебя!

      – Чего глупость говоришь? Куда я пойду? Мне и тут нравится.

      – Зачем ты ко мне банным листом прилип? Я думала, что Платон ушел, я одна поживу.

      – Это его мать приходила? Красивая женщина!

      – Шел бы ты к ней, что ли.

      – А возьму и пойду, вдруг не прогонит. – сказал Степан Степанович, надевая рубашку.

      – Ты что – всеядный? Тебе все равно, кто и с кем? – спросила Анфиса, застегивая молнию на халате и надевая тапочки на ноги.

      – Не знаю. Меня бабы боятся – или боятся, что прокормить не смогут.

      – Скорее