Штык ярости. Южный поход. Том 1. Алим Тыналин

струится над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет», – мечтательно повторил Суворов и глянул на родственника. – Эх, Митя, до чего же душа-то затрепетала! Я маменьку вспомнил сразу же. Вот что такое настоящая поэзия, Митенька!

      – Эти стихи написал поэт Сергей Есенин, – сказал я, ничем не рискуя, потому что Хвостов скончается прежде, чем познакомится с певцами Серебряного века. – Он живет очень далеко от столицы, в другой стране.

      – Прекрасно, просто прекрасно, – сказал Хвостов. – Если вы знакомы со столь талантливым сочинителем, сударь, не сочтите за труд познакомить его с моим другим стихом. Вот, пожалуйста, послушайте.

      Суворов закатил глаза, а я не мог придумать ничего иного, кроме как покорно слушать хозяина дома.

      – Называется «Собака без ушей», – провозгласил мучитель и продолжил тягуче читать с натянутой дрожью в голосе. —

      О горесть! о беда! свирепы души

      У датска кобеля отрезали вмиг уши.

      Тоскует, плачет пес,

      Пришло мне спрятаться в дремучий лес;

      Как я таким уродом

      Предстану пред народом?

      На этом месте Хвостов вдруг вгляделся в листок и усиленно заморгал. Потом сконфуженно сказал, сбавив голос и покраснев щеками:

      – Покорнейше прошу прощения, господа, но дальше еще не придумал. Обещаю доделать в самое ближайшее время и обязательно прочту вам.

      – Скорее мне самому впору отрезать себе уши, – пробормотал Суворов вполголоса, а вслух воскликнул: – публика желает видеть твои творения, отточенные до высшей степени сияния. Так что умоляю, не спеши. Пусть пока наш гость прочтет что-нибудь еще от своих гениальных знакомых.

      Я, как назло, не мог вспомнить ни одного стиха, хотя пытался изо всех сил. Так бывает именно тогда, когда пытаешься что-нибудь усиленно вспомнить. Вертится, зараза, на языке, а наружу вылетать не желает.

      – Вы вспоминайте, а я пока прочту вам еще одно, – с радостной улыбкой сказал Хвостов, перебирая бумаги. Суворов погрозил мне кулаком, а я был готов провалиться под землю.

      – А, вот, нашел! – выкрикнул Хвостов и тут же начал читать:

      – Название «На самого себя»! А вот и сам стих:

      Поэт, который век с Пегасом обходился

      И в рифмах возглашал земель дальнейших весть,

      Сорокалетний, он, желав на лошадь сесть,

      Садясь, не совладал и – до смерти убился.

      Я едва сдержался от смеха. Хвостов принялся дальше копаться в бумагах и чтобы удержать его от дальнейших декламаций, я был готов читать стихи Агнии Барто про бычка на досточке или игрушечного мишку со сломанной лапой. Но в это время внизу снова послышался шум и голоса нескольких людей.

      – Нет, только не это, – скривился Суворов. – Снова эскулапы ни свет ни заря пришли терзать хромого льва. Иди, Митя, задержи их.

      Хвостов вчитывался в свои стихи, не в силах от них оторваться, но внизу послышался повелительный женский голос:

      – Митенька, где ты? – и служитель музы тут же встрепенулся.

      Оглянулся, пробормотал: «Аграфена Ивановна изволили