По зову памяти былой. Solar Abyss

с её участием. Она молодец: подыгрывает мне, кривляется или, наоборот, делает вид, что не замечает меня, чтобы не портить момент. Я и не думал, что в моей жизни появится кто-то, на кого я буду смотреть с такой любовью и нежностью. Я счастлив быть отцом, которого ребёнок обожает. Я счастлив видеть её улыбку, проводить с ней время и покупать ей горячий шоколад в какой-нибудь кафешке.

      Довольной осталась даже наша бука Хеди. Мы стали больше времени проводить вместе, и это пошло нам на пользу. Кажется, к нам пришло определённое взаимопонимание и даже вернулась былая нежность. Мне бы очень хотелось, чтобы она была счастливой рядом со мной. И вроде бы я пока справляюсь с этим. Вчера мы смотрели на фейерверки, и все мои мрачные мысли до поездки начали казаться такой ерундой. Мне не на что жаловаться: у меня есть семья, которая меня очень любит. И мне нужно любить эту жизнь. Я бы подумал над тем, чтобы завести второго ребёнка.»

      Таких перемен в настроении Твайса было много: на него нападало то ощущение безграничного счастья, то невыносимой тоски и боли, а иногда и вовсе полнейшей решимости всё изменить, перевернуть всё и изменить самым кардинальным образом. Невыносимо становилось от вида вклеенных на некоторых страницах фотографий: это и совместный отпуск женой и дочерью в Виллене, и встречи с друзьями, их многочисленные походы, дни рождения, выписка Хеди и Каисы из роддома – иными словами, самые счастливые моменты из его недолгой, но невероятно насыщенной жизни. Особым трепетом и нежностью были наполнены и подписи к снимкам: они всегда располагались под фото, сбоку от основных записей, выведенные незатейливым и аккуратным почерком.

      Внимание Эдвина привлекло последнее фото, и всего лишь по той причине, что доселе никогда его не видел. Джереону здесь было на вид не больше десяти лет: он стоял на старенькой кухоньке с тяжёлыми тёмными обоями красноватого цвета, массивными плотными шторами, вдоль которых струились витиеватые лозы неизвестного Эдвину растения. Мальчик широко улыбался, обнажая пластмассовую вампирскую челюсть. Из-за качества фото следы красной краски в уголках рта действительно походили на настоящую кровь. Пальцы крепко сжимали шуршащую упаковку с мармеладным кислотно-жёлтым языком, что придавала ещё большую дикость образу Твайса. Поодаль стоял ещё один мальчишка: светловолосый и настолько бледный, что почти светился из-за вспышки, а бесцветные серые глаза делались алыми. Нижнюю часть лица скрывала маска в виде вороньего клюва, державшаяся на ремешках из искусственной кожи, усыпанных металлическими заклёпками. На плечах болталась смешная пернатая накидка чёрного цвета, явно не подходившая ему по размеру. Долоре не составило особого труда установить, кем он был. Над обоими мальчишками пугалом нависала миссис Лорелай Уэнделл – женщина небезызвестная в их городе: о её странноватых повадках раньше ходило огромное множество самых разных слухов. Внешним видом своим – а именно непонятными лохмотьями – она походила на классическую сумасшедшую. И здесь, на снимке, она