Последнее письмо из Греции. Эмма Коуэлл

мысли прерывают громкими аплодисментами и криками. Мужчины бросают игру в нарды и следят за развитием спектакля.

      – Браво, Теофилос! – аплодируют они. – Браво, браво!

      Они смеются и, обсуждая что-то, размахивают руками. Что – можно только догадываться. От смущения у меня вспыхивают щеки, боль в ноге тоже не отпускает. Тео отдает распоряжения появившейся официантке. Она кивает и возвращается в кафе. Он аккуратно сажает меня на стул и приседает на корточки.

      – Дайте-ка взгляну.

      И снова приподняв мою ногу, осматривает рану.

      – Все будет хорошо. Промоем ранку, чтобы не занести инфекцию. Как вовремя я вас нашел, Софи.

      Он с акцентом произносит имя, и по моей спине бегут мурашки, словно за эхом кроется ускользающее воспоминание.

      – Огромное спасибо за помощь, только не надо было меня нести. Сама бы доковыляла.

      Неужели?!

      – Пустяки. Вы легкая как перышко, не то что ящики с рыбой!

      В обычный день я бы ужаснулась сравнению с ящиком дохлой рыбы, но сейчас кажется, что лучшего комплимента в жизни не слышала.

      В комнату приносят большой пластиковый таз с горячей водой, от которой поднимается пар, а передо мной ставят ликерную рюмку янтарной жидкости.

      – Метакса, – кивает Тео. – Yiámas… от испуга и боли.

      Похоже на тост, который можно отнести к последним нескольким месяцам моей жизни. Хотя я не любительница бренди, нужно чем-нибудь успокоить нервы и заглушить боль.

      – Хорошо? – спрашивает он.

      Я глотаю напиток, его едкий вкус обжигает горло, вызывая на глазах слезы. Тео опускает мою ногу в горячую воду. Я вздрагиваю: очень горячо. Раны покалывает, но жар делает свое дело, вытягивая оставшийся яд. Метакса проникает в кровь, и я немного успокаиваюсь.

      – Endáxi, хорошо, подержите ногу. Я принесу из лодки лекарство.

      Тео бежит по песку к причалу. Пока я смотрю, как он несется по берегу, боль утихает. Я громко вздыхаю и смущенно оглядываюсь на мужчин, вдруг меня слышат. Они вроде увлечены игрой, шутят, беседуют, только кости стучат громче, чем обычно.

      Один из них ловит мой взгляд и что-то говорит, показывая на полувареную ногу. Мне кажется, что я понимаю. Я киваю и пожимаю плечами. Мимика – язык международный.

      Тео возвращается по песку, солнце освещает его атлетическую фигуру.

      Погодите, я еще не писала об этом Таше. Я машинально лезу в карман за телефоном. А его нет. Паника сжимает мне грудь. Каково это, остаться в чужой стране без телефона. Я вытряхиваю на стол содержимое сумочки. Все на месте, кроме…

      О боже, где он?

      Вытянув шею, оглядываюсь на столик, за которым сидела раньше. Телефона там нет. На полу тоже. Наверное, выпал из кармана, пока меня лечили и поднимали. Тень закрывает мне солнце, а рука протягивает телефон.

      – Ваш? Да? Лежал на песке, там, где я вас нашел.

      Я с облегчением прижимаю телефон к груди, радуясь, что он снова со мной.

      – Тео, просто не знаю, как вас благодарить. Вы дважды меня спасли!

      – Пустяки.

      Он