Шипы. Павел Владимирович Рязанцев

вышел наружу. Нескладный, низкорослый и толстый. Рождённый как издёвка над реальностью, что выпячивают одни и игнорируют другие. Собирать его по кусочкам было нелегко. Туда, где могла расцвести природная красота, вживлялись имплантаты, привлекательные сам по себе, но в общей картине казавшиеся жемчужинами в грязной жестяной банке.

      В середине пути начались затруднения. Понадобилось две недели, чтобы настроиться на полчаса работы над сердцем монстра. Самопровозглашённый Франкенштейн далеко не всегда получает удовольствие от своей работы. Однако он убеждён, что от «себя ему» больше нечего сказать.

      Существо бросило миру вызов, явившись на суд людских глаз. Раздражитель, требующий реакции; вопрос, нуждающийся в ответе; артист, мечтающий об аплодисментах –вызвал лишь глубочайшее отвращение. Зов остался без ответа.

      Почти все вокруг попрятали лица, скрывая друг от друга обличающее возмущение, дрожащие подбородки и слезы на щеках. Каждый опасался, что другие прочтут на его лице беззвучное признание. Согласие с тем, что такое безобразие имеет место под солнцем; что все усилия лучших умов человечества, все попытки облагородить прямоходящую обезьяну – пошли прахом.

      – Они не любят меня! Они ненавидят меня! – взвыл монстр с порога, вернувшись к создателю. – Почему, почему ты не сотворил меня красивым? Почему ты не сделал меня достойным их радости и восхищения?!

      – Дело не в тебе, совсем не в тебе. – Бледный безумец выглянул в окно. Почти все люди внизу молча разошлись по своим делам, но некоторые остались и ждали.

      – Что ты хочешь сказать?

      – Вот что ты для них, – создатель поднёс к лицу карликового монстра предмет. Мельтешение пучков света на отполированной поверхности радовало и внушало тревогу одновременно.

      – И только? – существо не могло поверить своим глазам.

      Зеркало. Этим предметом было зеркало. А люди не хотели в очередной раз расписываться в собственной никчёмности.

      Куда заводит печаль

      – Ты не считаешь меня толстой?

      – Мяу.

      – А худой?

      – Мяу.

      – Честно?

      – Мяу.

      – А костюм меня не полнит?

      – Мяу!

      – Ладно, пошли.

      Из просторного лаза рядом с засохшей осиной выбежал кот. Пока он отряхивался и вылизывал шёрстку, попутно пытаясь сорвать с себя бантик, из земли потянулась пара костлявых рук, похожих на голые ветви.

      Раздался смачный треск: вылезая из своего убежища, Алиса зацепилась краешком платья не то за камень, не то за корень.

      – Ну что же ты так! – запричитала девушка, с величайшей досадой разглядывая прореху.

      Смерть – лучший консервант, однако в душе Алиса надеялась, что со временем что-то в её не-жизни изменится, и свадебное платье понадобится не только для маскарада.

      Ултар потёрся лбом о лодыжку хозяйки. Морда кота излучала гордость.

      «У тебя всегда есть я! Я! Всегда рядом!»

      – Ох, черт-те что и сбоку бантик, – прошептала Алиса, чеша