Собрание произведений. Т. II. Проза. Анри Волохонский

вещь имеет образ соответственно сроку качества.

      – Вукуб имеет в виду материал, из которого сделан наш образ, – произнес Тит. – Вот говорят: «Все течет». А ведь в рассказах про ослов да про болванов самое время заметно меняет свое течение – не так тянется. Скажи-ка поэтому, Артемий Бенедиктович, – вдруг вся твоя Римская Империя есть тоже в некотором роде роман или исторический вымысел?

      – Да это так и есть, – отозвался вместо него Холмский. – Империя – это изначальный бред человеческой души перед серым ликом Преисподней. Это ее вымысел ради примирения с грядущим исчезновением и сокращения времени до Страшного суда, а имперская словесность – явление страдательное, повторное по самому своему существу. Мы сочиняем себе «роман» в форме общественного здания, а потом, разумеется, что же нам еще остается, как не вступать с этим сооружением в общественный договор. Читайте «Конституцию» – чем не «роман души»?

      – Роман! Души!!! За Константина и Конституцию! – заорал Местный Переселенец, подкидывая высоко вверх и ловя обратно свою тележку. Но Холмский продолжал зудеть:

      – …Чтобы построить роман – этот дом для мертвой имперской души, нужно верить в живую Империю. А когда такой веры нет, получается все как у Гоголя. Ведь его Орфей спустился в губернский ад якобы ради того, чтобы выкупить плененную там коллективную Эвридику. Только якобы. На самом же деле – цель визита была получить там высшее образование, своего рода тайное посвящение и стать честным гражданином в ряду таких же, как он сам, преображенных знанием душ. Но вера у автора «Мертвых душ» была слабенькая, он уже сам не соображал, что пишет – то ли роман души, то ли критику чистого разума, и потому довести дело до счастливого конца так и не смог. Доделывать пришлось другим, на много лет позже, лет на сто. Ведь недописанные романы – главный симптом того, что Империи приходит конец.

      Толпа тем временем вся проходила по бывшему Санкт-Петербургу, ныне – провинциальной столице, прекрасному рисунку города, повапленному толстым слоем штукатурки перед ликами призрачных изображений в итальянском, французском и стиле бидермайер домов. Роман Владимирович Рыжов по-прежнему лежал в этом гробу, распространяя вокруг себя ужасающее спокойствие. Оно распространялось вокруг со страшной быстротой. Все быстро успокаивалось вокруг и позади него. Сам он лежал далеко впереди, будучи истинным сердцем событий. Изображение реки текло взад и вперед обратно в Финский залив, сталкиваясь само с собой под арками дугообразных мостов, иногда распахивающих свои беззубые рогоносные пасти навстречу бледнеющим небесам.

      – Тит был прав. Империя есть вымысел образованных людей, и я докажу это на примере Священной Римской Империи Германской Нации, – важно провозгласил Вукуб Кахишев. – Слушайте.

      Во времена распрей, заполнявших правление первых императоров Саксонской династии, особую роль играл некий граф Одо или Удо. Император Оттон враждовал тогда