Отрада. Татьяна Соломатина

тело, гимнастической палкой и всем, что под руку подвернётся.

      – Он его воспитывает! – горячо защищала тётя Люба Сеню в ответ на возмущения родственников. – У Сашки трудный характер!

      Не знаю, насколько трудный был характер у Сашки, моего любимого дяди, моего крёстного отца, начитанного, обаятельного, добрейшего человека, но знаю, что он убегал из дома. Уже тогда, в четырнадцать.

      Я всё ещё была ребёнком, когда он вернулся из армии. Сашка устроился шофёром в соответствующую коммунальную службу – и изредка катал меня по городу на мусоровозке. Я так гордилась им и не помню ничего более романтичного, чем огни большого города, вспыхивающие передо мною по вечерам.

      Мусоровозки стали моей следующей после Зелёного Пыр-Пыра любовью. Когда во дворе раздавался звук колокольчика, я с радостью хватала мусорное ведро и, теряя тапки, выносилась из подъезда. Каждая мусоровозка была приветом от Сашки, видеться с которым доводилось нечасто. И я не то что не задерживала дыхание, а напротив – вдыхала полной грудью спаянный аромат жухлости, арбузных корок, прелой листвы и гниющей рыбы. Вот Сенина нафталиновость и сальность, его «коза» и утю-тю – были самым что ни на есть экзистенциальным зловонием. Аромат же, исходящий из откидного ковша уютных мусоровозок моего детства, был запахом любимого Сашки.

      Когда, почему и как Сеня исчез – я не запомнила. Долгое время не знала, куда деть коробку с мумифицированными «Рачками». Угостить ими кого-то мне и в голову не приходило. Всё равно что угощать мышиными какашками! Но и выбросить рука не поднималась – такая на меня накатывала безумно-трогательная жалость. Не помню, куда они делись. Может быть, их выкинула мама, спасибо ей за это. Не исключено, что они растворились в пространстве, превратились в ничто, в квантовый пепел вселенной.

      Когда умерла тётя Люба, я поступила в институт. И не присутствовала на похоронах, потому что первокурсников отправили в колхоз.

      – Почему она жила с Сеней? – как-то спросила я маму.

      – Не знаю. Наверное, потому что каждой женщине нужен мужчина. Семья.

      – У неё была семья. Сашка. Мы.

      Мама промолчала.

      Много позже я узнала, что та квартира на Пересыпи, где жила тётя Люба, была вовсе не Сенина. Это была квартира её первого, самого лучшего мужа. Квартира, в которой прежде жила его кухарка. А затем – после тех самых окаянных дней: жил он сам. Тогда-то юная красавица Любовь и вышла за него замуж. За него – старого, но помнящего великолепие Николаевского бульвара. После того как он умер, в её жизни было всякое, и были всякие. И самого главного своего мужчину – сына – она так и не смогла толком полюбить. Возможно, тётя Люба не умела любить. Она умела только жалеть. Она испытывала ко всем своим последующим мужчинам, включая Сеню, чувства, похожие на те, что я испытывала к старым, израненным, слежавшимся в чужом кармане конфетам. Может, она уже любила и потом просто больше не смогла?

      Сашка спился. Продал квартиру. Бомжевал.

      Однажды