Канадий. Калина Нада

квартиру. Там вряд ли что-то сохранилось… Портрет Марты де… Флориан?.. ах, сомневаюсь. Но сама квартира… думаю, сама квартира…

      Она захрипела, потом затряслась и разрыдалась. Ну вот опять! Я досадовал, когда Соланж по нескольку раз на дню ни с того, ни с сего начинала рыдать. Луиза на это говорила, что нервная система старушки настолько ослабла, что любая эмоция вызывала у неё такую неадекватную реакцию.

      Я присел на край кровати и взял бабушкину руку. Она стала затихать.

      – Я обязательно посмотрю квартиру и всё тебе расскажу. И ещё…

      Я хотел сказать, что непременно сфотографирую квартиру и покажу ей фотки в планшете, потом решил, что не смогу объяснить, что фотографии будут не бумажные и что такое планшет.

      Бабушка Соланж умудрилась заранее оформить на меня доверенность на совершение действий с её имуществом по моему усмотрению – не знаю, как точно называется это документ по-русски. От меня требовалась только подпись в присутствии нотариуса, который пришёл прямо в дом к Соланж Божирон.

      – Ты уверена, что это Канадий Будкин? – спросил нотариус, белоголовый старик, чуть ли не ровесник бабушки. – Ты видела его документы?

      – Не сомневайся! – твёрдо ответила Соланж. – Я не буду обижать моего мальчика недоверием.

      – Документ действителен до ухода из жизни мадам Божирон, – предупредил меня нотариус не моргая и протянул мне только что подписанную доверенность. – Но при вступлении в наследство…

      Он не успел досказать предложение до конца, моя бабуля снова расплакалась. Слёз уже не было, были только всхлипы и стон…

* * *

      На следующий день я самостоятельно поехал в Париж. До Эперне меня довёз Жильбер, всю дорогу развлекавший меня побасенками из деревенской жизни. Я немного нервничал, потому что пустая болтовня сбивала меня и не давала сосредоточиться на осознании ответственности момента.

      Сегодня я передвигался, как во сне – в ощущении сгущённого до состояния желе воздуха. Мне хотелось лететь, а выходило медленное плавание.

      Часовая поездка на транзитном поезде Страсбург-Париж показалась мне целой вечностью. Несколько станций метро, переход, снова метро, потом поход пешком.

      Наконец я на улице Сите д’Антен. Слава богу, дом номер два должен быть в начале улицы. Я подошёл к четырёхэтажному дому с замиранием сердца. В первый момент я даже не рассмотрел, как он выглядит, так я спешил.

      Открыл дверь подъезда. Внизу в застекленной каморке сидела консьержка. Довольно полная маленькая женщинка в круглых очках подняла глаза, отложила книжку – надо же, читает!

      – Вы к кому? – спрашивает.

      «К самому себе!» – хотел сказать я, но понял, что разговор затянется, а я спешил на встречу с бабушкиным прошлым и моим будущим. Надо было сформулировать ответ как можно короче, но максимально внятно. Я постарался:

      – Я – доверенное лицо Соланж Божирон, которая выехала из этого дома в тысяча девятьсот тридцать девятом году и больше не возвращалась. Всё это время до сегодняшнего дня она платила за квартиру, у меня есть с собой квитанции.