В годину смут и перемен. Часть 2. Зазеркалье русской революции. Андрей Иванович Ипатов

засветились даты открытия и разгона Государственных дум, позиционные турецко-балканские войны, то, что Болгария объявила себя независимым королевством, про страшное землетрясение в городе Мессине на Сицилии, про убийство португальского короля с наследником и про то, что минуло четыре года, как в Китае на японской войне погиб доблестный адмирал Макаров. Иногда «писатель» отражал в записях и свое личное отношение к этим и другим событиям. Встречались у него и прямо революционные выражения и негодования: «Подати выжимают… с души подняли от 3-х с полтиной до 4-х рублей!», «Царит полная реакция, срам и позор! Народу не велят собираться в одном месте, требуют под подписку», «В России было много казней в этот год…»

      Также усердно фиксировались и менее значительные для страны, но более важные события, происходившие лично со Степаном: «лошадь нездорова», «надысь клали у Николая печку, потом был пьяный», «ходил на суд к земскому начальнику за порубку леса», «носил деньги лесничему за дрова», «ходил на суд в город виновником», «была деревенская сходка», «помогал у церкви на дрова», «в Рождество были в городе на Елке, пришло много детей, весь день ходил трезвой», «начали ездить на дровнях», «из леса еще не вывез два стога сена», «ходили с коробом, ломали рыжики на жаровню», «корм нынче дорогой, а скотина дешева», «возили торговать сапоги, хорошо выручили», «братуха отвез в город десять бревен на продажу, дали 3 рубля», «что с кормами? у всех нет!»

      Иногда и в их селе случались свои неординарные события: «Весь день в деревне урядник, стражники, становой и помощник исправника. Составили протокол за убийство Степаниды Прохором. Прохора забрали в тюрьму (туда ему и дорога), а труп убиенной положили на ледник. Нам, соседям, теперь постоянный караул у ледника держать по 12 часов… Караулы эти измучили. Наконец велено было оттаивать Степаниду на печи и хоронить».

      Другое: «Говорят, в городе бросился под поезд один проштрафившийся ученик, а в прошлым годе два семинариста вообще застрелились…» Но больше в записях «летописца» можно было прочитать вполне обыденного: «деньги на все расходы от молока», «керосин по 5,5 копейки фунт», «лес горит, дым глаза ест, ветер разносит дым – в полуверсте уже ничего не видать», «зарезали поросенка и свинью», «Чернуха отелилась», «ивовая кора в городе сдается за 30 копеек пуд», «работа в городе хороша теперь: воз камня – полтина, работа чернорабочим за 12 часов – 70 копеек».

      Каждый год у Степана заканчивался в тетрадке неким личностным резюме: «слава богу, год для нас был тихой», «пусть этот год канет в вечность, его не жаль – одни неприятности да убытки» или «год для России был тихой, войны и мятежей не было, Австрия только пугала войной…»

      Однажды сыновья стали пытать: «Зачем пишешь, что пишешь, кому это надо?» Степан оттого и сам задумался: «А в самом деле – на кой?!» Но объяснять охламонам что-то надо же, хоть и сам до конца не прояснил.

      Потому