Повести. Николай Ольков

ничего говорить не стану.

      – Обиделась, маленькая моя, а, я сам страшно стосковался, и тоже во сне тебя видел.

      – Хорошо хоть там у тебя?

      – Все в порядке, только вот сегодня заскучал шибко. У тебя все нормально?

      – Хорошо, Гриша, ты отдыхай и возвращайся скорее. Я хоть обниму тебя, и мне легче будет.

      – Все, время выходит, позвоню через два дня.

      Кого обманывал Григорий Андреевич? Какие два дня, на следующее утро позвонил, потом ещё вечером сбегал. После разговора немножко погулял и вдруг понял: да мы же больше чем на день, с Мотюшей не расставались, а тут уж целая неделя прошла. Ну, те санаторные месяцы по тяжелой болезни не в счёт. И грустно было, и радостно, что вон какую жизнь прожили, больше полвека, а единого плохого слова друг дружке не сказали. Случалось, по молодости и выпивал Григорий с ребятами с получки, но всегда шёл домой, хотя такого мужика заманивали молодухи, тем более, пока детей в семье не было. Он приходил, тихонько раздевался, Мотенька помогала снять непослушные сапоги, помалкивала, дочиста мыла мужа, кормила горячим супом и укладывала спать. Утром он виновато прятал глаза, а жена, как ни в чём ни бывало, подавала чистую рубашку, брюки, вымытые и высушенные сапоги, и целовала крепким поцелуем у порога.

      – Ты не спишь, Николай? Я специально ухожу перед отбоем, чтобы ты молился, при постороннем человеке это, наверно, неловко.

      – Да, я заметил ваше понимание и благодарю.

      – Вот ты мне скажи про исповедь. Приходит человек, встаёт перед священником и кается в дурных делах. Ну, про чужую бабу может сказать, про мелочи всякие. Но если он преступник, он же не скажет?

      – На исповеди ничего нельзя утаить, и дело не в священнике, Бог-то всё равно знает про его грех. Утаил – трижды согрешил, уже не только перед людьми, но перед Богом. Потому надо признавать все прегрешения.

      – И ты их отпустишь, освободишь от ответственности. Это по какому праву?

      – Я говорю на исповеди от имени Господа, я же не скажу: «Прощаю грех твой», а скажу: «Бог простит», но и назначаю епитимию, наказание, это, прежде всего, молитва, поклоны, если грех велик – советую паломником пойти в монастырь или даже на Святую Землю, если, конечно, знаю, что этот прихожанин состоятельный человек.

      – Обожди, я чего-то не понял. Вот новый русский, жулик, пришёл к тебе и кается, что обманул компаньона или ещё что-то, может даже – убил! Убил, да! – и что ты скажешь?

      – Молиться и каяться, другого нет пути.

      Григорий вскочил с кровати:

      – Жулик, обманул, убил, надсмеялся – ему место на лесоповале или в урановых рудниках, а ты – молиться и каяться? И куда это приведёт? Да ты просто обязан сдать его органам!

      Николай тоже присел на постели:

      – Вопрос сложный, но ответ на него простой. Если человек пришёл в церковь, значит, он осознает и думает о спасении души. Я не могу советовать ему идти с повинной и информировать органы тоже не могу, тайна исповеди священна, знают кающийся, священник и Господь. Молитвой и смиренной жизнью