Вдруг охотник выбегает. Юлия Яковлева

пятьдесят. Как говорится, «полная»: то есть жирная, но не противная. Одна рука на подлокотнике. Другая свободно лежит на животе. В правой руке белая роза. В левой – метелка из перьев. Такой сметают пыль домашние хозяйки.

      – Черная роза – эмблема печали, – проговорил Мартынов. Роза в руках у Барановой была белой. Но Мартынов был прав: от фигуры убитой веяло тревогой и драмой. Позади алым полыхала шелковая портьера. На ее фоне платье казалось еще черней, белая роза – еще ослепительней. Контраст алого, черного и белого был почти театральным. Его смягчали переливчатость шелка, глубокая мягкость бархата и нежность лепестков. «Для кого она так вырядилась? – подумал Зайцев. – Кого ждала?»

      – Сердце, похоже, – кивнул Крачкин, по возрасту самый старший в бригаде. – Отдышаться не успела – и привет.

      – Ты, Крачкин, своей меркой не меряй. Женщина-то еще не старая.

      Крачкин пожал костлявыми плечами.

      – Не старая, но и не первой молодости. Версия возможная.

      – Медики скажут точно. Вызывай перевозку, Мартынов.

      Мартынов пошел в коридор – звонить, чтобы забрали тело.

      Зайцев наклонился к сидящей:

      – Рано вы сегодня о дембеле размечтались.

      Пальцем отогнул белый воротничок – показал Крачкину: через всю шею алел острый, как будто резаный, след.

      – Любовник, как пить дать, – сразу сказал Самойлов.

      – Для такого и женщина, и мужчина сильны достаточно. Даже подростка или старого человека нельзя исключить, – заметил опытный Крачкин, наводя треногу. – Но сожитель – скорее всего, говорит статистика. А статистика – страшная сила. Вася, – тут же переключился он, – ты объясни начальству, что мне здоровье не позволяет тяжести тягать. Нам фотограф в бригаду нужен.

      О фотографе Крачкин напоминал постоянно, и по факту это было правдой: сотрудников в угрозыске не хватало. Но по существу – правдой не было. Когда Зайцев только пришел в бригаду, Крачкин представился так: «Крачкин, старик, ипохондрик, мизантроп». И стиснул Зайцеву ладонь так, что пальцы захрустели. Силы ему было не занимать.

      Крачкин высоко поднял вспышку.

      – Самойлов, ты ищи струну или вроде того, – сказал Зайцев. И, увидев, что Мартынов вернулся, быстро глянул на наручные часы с исцарапанным стеклом и принялся диктовать: – Тело обнаружено в шесть часов сорок восемь минут…

      Самойлов, стуча, выдвигал ящики комода, туалетного столика, шкафа.

      – Удушили гражданку Баранову, – машинально произнес Зайцев.

      Хлопнула вспышка, на миг обдав комнату светом.

      Струну, однако, так и не нашли.

      «Не первой молодости». Зайцев сверился с делом. Фаине Барановой было 34 года. «Надо же. Когда они обнаружили ее тело, она показалась ему старше. Он посмотрел на маленькую фотографию, типичный снимок на пропуск: застывший взгляд, сжатые губы. Опять эти соседи!

      Зайцев снял скрепку, взял фотографию, отвел подальше, как будто стараясь увидеть Фаину Баранову своими