Не догоняй давно ушедший поезд. Ольга Трушкова

а с девочками они отменно почаёвничали.

      Женщине опять стало невыносимо стыдно за те нелепые мысли о человеческой черствости. Люди разные. Везде. Всегда. Так и должно быть, потому что не будь зла, как бы мы узнали, что есть добро? Вот что она увидела, когда после той травмы впервые за неделю вышла за калитку? Разметенную соседями широкую дорожку от ограды и до самой проезжей части.

      Неправда это, что «сегодня каждый сам по себе», люди в своём большинстве всегда остаются людьми. На том и стоим.

      Окинув придирчивым взглядом праздничный стол и не найдя отклонений в сервировке и нарушений в традиционном меню, Вера Николаевна хотела было всплакнуть на радостях, что не одна Новый год встречает, но не успела. Стрелка часов приближалась к заветному числу, и слезопад пришлось отложить до другого случая.

***

      …Через день дочь уехала домой, в свою шумную и суетную городскую жизнь, а Вера Николаевна, проводив глазами сигнальные огоньки такси, ещё долго стояла на высоком крыльце и слушала звенящую тишину морозного январского утра. Второго в новом году.

      Вот и ещё один год ушёл в прошлое. Каким он был? Да обыкновенным. А что принесёт год грядущий? Поживём – увидим. Закат уже не за горами? Возможно. Но не горы окружают её село. Солнце садится за прекрасной сибирской тайгой, которая начинается сразу за огородами, и, как ни посмотри, на первом плане – тайга, а закат – это уже после. Так что Вера Николаевна не будет больше жить в ожидании своего заката. Она будет просто жить.

Иркутск – Веренка.Январь, 2015.

      Последние дни уходящего лета

      Она перелезла через забор своего огорода и сразу же очутилась под сенью вековых елей и гладкоствольных берёз – подворье граничит с сибирской тайгой, таинственной и прекрасной. Это её тайга. Это её мир.

      Сегодня Вера Николаевна особенно остро ощутила приближение осени. Осени в природе. Осени в её жизни. Услужливая память процитировала незабвенные есенинские строки о благословении тому, что «…пришло процвесть и умереть», а в голове рождалось своё, выношенное подсознанием:

      Последние дни уходящего лета…

      Коснулась листвы желто-красная медь.

      И песню мою, что не вся ещё спета,

      Пусть в несколько нот, но хочу я допеть.

      Успею ль? Смогу ль? Иль сорвусь на той ноте

      Которую взять недостанет уж сил?

      И птицей, подраненной прямо в полёте…

      Стоп! Дальше не надо, потому что в заключительной строке может рифмоваться то, о чём ей думать совсем не хочется. Во всяком случае, здесь, где так царственна осанка деревьев и лёгкий ветерок колышет их густые кроны. Во всяком случае, сейчас, когда в душе полный покой, а сама она находится в согласии с собой и со всем миром.

      Это и есть умиротворённость, подумала она и, очистив широкий пень от прошлогодней хвои, присела на него. Сквозь густую