Дождись меня в нашем саду. Ульяна Черкасова

её впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, – по́том, пивом и рыбой.

      – Ага. – Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. – Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! – прорычал он. – Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

      – Тише, – зашипел на него Вадзим. – Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

      – Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

      «Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

      Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

      Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

      – У Тихой стражи везде есть уши, – негромко произнёс Вадзим. – На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп – и ты в подземельях замка.

      – В подземельях, говоришь. – Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. – Хоть так бы оказаться внутри замка.

      Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

      – Тогда будет тебе и рыба, и мясо…

      – Ох, богиня, ты всё про еду, – вздохнул Вадзим. – А я про рыб!

      Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

      – Ну рыба, – приглядевшись, заключил Белый.

      – Так это не съедобная рыба.

      – А какая ещё?

      – То есть съедобная, но не совсем… богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. – Он покачал головой, поджимая губы. – Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

      Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

      – И вправду… рыба Белозерских. И что с того?

      – С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа… она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право…

      – А он, может, никогда и не войдёт, – вдруг прозвучало прямо над их головами.

      Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

      – Как просили. Каша из репы. – Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

      Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

      – А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? – Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

      Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

      – Так все знают, – пожал плечами хозяин корчмы, – что принц проклят.

      Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

      – Проклят? – переспросил Вадзим.

      – Проклят! – радостно подтвердил усач.

      – Прямо-таки проклят? – хмыкнул Белый.

      – Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

      – Чародеями?

      – Может, и ими. Вы же знаете…

      – Что? – одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

      Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал