Путешествие на высоту 270. Ахмад Дехкан

Зажегшийся во дворе свет освещает сбоку лицо этой пожилой женщины.

      – Здравствуйте, хадя[2] -ханум[3]!

      Задыхаясь от волнения, она говорит мне:

      – Пожалуйста, заходите… Что с Ахмадом?

      Из-за ее спины выглядывает девочка. Я спрашиваю:

      – Ахмад дома?

      – Нет, а что случилось-то? – пожилая женщина сама не своя от испуга.

      Мягко и очень размеренно, медленно я объясняю ей:

      – У меня дело к Ахмаду. Хотел спросить, дома он или нет?

      – Ахмад же на фронте! – отвечает она.

      Я ничего не понимаю. Шагаю вперед и недоверчиво переспрашиваю:

      – Как на фронте? Когда же он уехал?

      Пожилая женщина чуть успокоилась, а девочка скрылась из вида.

      – Две недели… Во вторник, две недели назад, уехал…

      Я не знаю, что сказать. Прощаюсь и ухожу. На перекрестке установлена палатка помощи фронту. В ней ежатся от холода двое, и снег засыпает сваленные в кучу разноцветные узлы, которые принесли люди. Из динамика слышится голос, агитирующий помогать фронту. А люди проходят мимо, вжав головы в плечи, в воротники пальто. Но прохожих мало – улица почти пуста.

      Домой я возвращаюсь уже в полной темноте. На звонок дверь открывает Мустафа. Он ворчит обвиняюще:

      – Мать ждала тебя – что ты так поздно?

      – Отец еще не вернулся? – спрашиваю.

      Он произносит «нет» таким странным голосом, точно горло полощет. Закрывает дверь и идет в дом следом за мной. В комнате Ройя в обледенелом окне ладошкой расчистила кружок, чтобы смотреть на улицу.

      – Мать хотела меня за тобой посылать, – продолжает ворчать Мустафа. – Ты бы говорил ей, куда идешь, а то где я тебя буду искать в темноте?

      Я украдкой показываю Ройе язык и отвечаю Мустафе:

      – А ты только ворчать умеешь, да?

      – Что ж, я вру, что ли? – продолжает Мустафа, но я больше не обращаю на него внимания. Отряхнувшись от снега, вхожу в комнату, Ройя бросается в мои объятья. Так, обнявшись, мы вместе садимся и смотрим, как мать читает намаз. Мать хмурится, косится на меня и, читая молитву, повышает голос:

      – …кроме тех, на кого гневаются!..

      Я прижимаю лицо Ройи к своему уху, и она морщится:

      – Ух! Холодный!..

      Встав на ноги, я подхожу к керосиновой печке посреди комнаты. Снимаю куртку и бросаю ее в угол. Учебник физики падает на пол. Меж тем вошел Мустафа и занялся своими уроками.

      Мать завершает намаз словами «Салам алейкум ва рахматулла» и резко поворачивается ко мне:

      – Если так поздно приходишь, хотя бы предупреждал! Я вся извелась…

      С тех пор, как я вернулся с фронта, со мной все носятся как с писаной торбой. А мать прямо нянчится со мной, как с малышом. Улыбаясь, я сжимаю Ройю в объятиях:

      – Привет, мама!

      – Привет приветом, а где ты был?

      – К друзьям заходил.

      Мустафа хмурит брови:

      – Предупредил бы – и заходи.

      Я кладу голову Ройи себе на плечо и отвечаю:

      – Решай знай задачки и не суй свой нос.

      Мустафа

2

Хадж-ханум, хадж-ага — так называют людей, совершивших хадж; в обиходе – почтительное обращение к любому собеседнику.

3

Ханум — «госпожа», уважительное обращение к женщине.