Проклятье вендиго. Рик Янси

мозоли, а между плеч засела тупая боль. Я слышал, как на стоянке спорят мои спутники – должно быть, Хок проснулся, – их бесплотные голоса с эфемерным звоном разносились по лабиринту залов этого древесного собора.

      Некоторое время спустя я увидел, как они ковыляют ко мне между деревьев с телом бедного Ларуза: сержант держал его за верхнюю часть, а Уортроп за ноги. Хок, которому из-за узости прохода пришлось идти спиной вперед, поскользнулся на мокрой от росы земле, потерял равновесие и упал, потащив за собой тело вбок и вниз, тогда как доктор остался стоять. Рана, нанесенная доктором накануне ночью, с тошнотворным хрустом разошлась, и труп развалился надвое. Верхняя половина оказалась у Хока на коленях, а голова с копной рыжих волос – у самой его шеи, открытый рот прижался под челюсть сержанта в непристойной пародии на поцелуй. Хок бросил торс, поднялся и резко отругал Уортропа за то, что тот не опустился вместе с ним.

      Честь упокоить мертвого проводника выпала мне как обладателю единственной лопаты. Хок потерял терпение, ему до безумия хотелось покинуть эту часть леса. Опустившись у могилы на колени, он горстями сгребал в нее землю, бормоча под нос ругательства. Потом привалился спиной к стволу дерева и начал задыхаться совершенно непропорционально затраченным усилиям.

      – Кто-нибудь должен что-то сказать, – заявил он. – Нам есть что сказать?

      Похоже, не было. Доктор с отсутствующим видом стирал с плаща налипшие кусочки внутренностей. Я ковырял кончиком лопаты землю.

      Хок отрешенно прочитал молитву Аве Мария. Меня поразило, что в его устах из слов был выхолощен всякий смысл:

      – Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…

      В зарослях что-то зашуршало. На нас смотрела большая ворона, черная и блестящая, как обсидиан, с черными, горящими любопытством глазами.

      – Благословен плод чрева Твоего…

      Из тени выпрыгнула еще одна ворона. Потом еще одна. И еще одна. Они неподвижно стояли на своих голых ногах, и на нас смотрели четыре пары бездонно-черных бездушных глаз. Из кустов появились еще, я насчитал чертову дюжину ворон. Молчаливое скопление, делегаты от запустения, пришедшие отдать дань уважения.

      – Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей.

      Закончив, Хок начал плакать. Монстролог – и вороны – плакать не стали. Когда мы ушли, птицы устроили свой обряд. Обернувшись, я увидел, как они прыгают по импровизированной могиле, склевывая ошметки внутренностей, которые Уортроп стряхнул со своего плаща.

      Наскоро позавтракав сухим печеньем и горьким кофе, мы снялись со стоянки. Хотя обоим мужчинам очень хотелось сделать последний переход до Песчаного озера, они сочли необходимым обследовать лес при свете дня, так что мы в течение часа бродили в поисках улик, которые могли бы помочь разгадать загадку нашей ужасной ночной находки. Мы ничего не нашли – ни следов, ни клочков одежды, ни вещей, ни свидетельств какого-либо человеческого присутствия. Словно Пьер Ларуз просто свалился с неба и так неудачно приземлился.

      – Это