Дорога в страну четырех рек. Юлия Сысоева

для башни. Без него нельзя прорвать пространство, уже пробовали. А нам надо ворваться в небеса. А хочешь, мы тебя сделаем одним из мастеров башни? Ты даже не представляешь, какие это возможности…

      – А как же вода, ставшая пылью, черный меч и так далее? – все еще сомневался Игнатий.

      – Да пропаганда это все. Да и не нужна тебе будет вода. Пить будешь лучшие вина. А уж о черном мече и о сердце мы точно сможем позаботиться.

      – Ну, если так, то давайте попробуем, но помните, что вам я ничего не обещал. – Игнатий старался оставить себе хоть небольшую лазейку для отступления.

      – Обещал, не обещал, какая разница? Все равно решаешь не ты. Главное – согласие. У них все получится. Ну, пойдем, ты же обещал не трусить, ты же сильный. Пошли, пошли.

      И с этими словами Ариман приобнял Игнатия и повел к задней стене зала, на которой висело огромное зеркало, обрамленное золотой, инкрустированной рубинами рамой.

      – Вот и дорога в странность, – не без удовольствия сказал он и вдруг резко толкнул Игнатия прямо внутрь зеркальной поверхности:

      – В путь!

ПОЛЕТ К БЕЗДНЕ

      Удар оказался сильным. Игнатий на мгновение потерял сознание. А когда пришел в себя, удивился, что не болят руки и лицо, которые, казалось, должны были порезаться о зеркало. Место, в котором он очутился вместе в Ариманом, было еще менее уютным, чем недавняя «Валгалла». Какая-то хмарь вместо света. Серо-бурые то ли стены, то ли слои тумана. Время от времени рядом слышался звук лопнувшей гитарной струны. Земля точно мертвая, ни травинки на ней. Да и земля ли это? Ноги стоят твердо, а топнуть или хотя бы провести ботинком черту невозможно. В воздухе – стойкий запах застарелой пыли.

      – Какая-то странная у вас странность. Неуютная. Могло бы здесь быть и потеплее, – заметил Игнатий.

      – Будет, будет и потеплее, – с недоброй усмешкой ответил Ариман. – Но, собственно, странность такой и должна быть. Тем более что путешествие только начинается.

      С этими словами Ариман сплюнул через правое плечо. Слюна зашипела, как кислота на куске мела. И вот прямо над ними стали проявляться очертания коракла – лодки древних ирландцев, такие Игнатий видел в книжках. В него были запряжены два грифона, чьи бока лоснились, а из алых пастей вился дымок. В глубинах исполинских грудей чудищ застыл рык. Однако, увидев Аримана, они тотчас завозили хвостами, как побитые дворняги…

* * *

      И на этот раз Жанна очнулась вся в холодном поту. Пижама ее липла к телу, руки тряслись, как в лихорадке. Жанна чувствовала жар, ей казалось, что она только что бредила. За окном опять радужно сиял мартовский день, часы показывали одиннадцать. Жанна оглядела комнату, посреди которой стоял мольберт с не дописанной вчера картиной. На холсте извивались бесконечные пыльные коридоры. С чего начать писать увиденное в сегодняшнем сне? Коракл с двумя грифонами, бар со странным названием «Варгалла», свечи, столы и Ариман в лиловом пончо…

      Но больше всего ее поразило новое знакомство: Жанне показалось, что Игнатий – человек, которого она хорошо знает. Или знала