Джен Эйр. Учитель. Эшворт (сборник). Шарлотта Бронте

мистера Рида я боюсь. Он умер в той комнате и лежал там в гробу. Вечером туда никто не заходит – ни Бесси, ни кто-нибудь еще, если их не заставят. И было очень жестоко запереть меня там одну и даже без свечки, так жестоко, что, по-моему, мне этого никогда не забыть.

      – Вздор! И поэтому вы расстраиваетесь? Вы боитесь и теперь, при свете дня?

      – Нет, но ведь ночь снова настанет. И скоро. А несчастна я, очень несчастна, много еще из-за чего.

      – Так из-за чего же? Можете вы назвать мне другие причины?

      Как мне хотелось ответить на этот вопрос со всей полнотой!

      И как трудно оказалось найти хоть какой-то ответ! Дети способны чувствовать, но они не умеют анализировать свои чувства; а если немного разберутся в них, так не умеют выразить это в словах. Однако в страхе лишиться этого первого и единственного случая облегчить свое горе, поделившись им, я после минуты растерянного молчания кое-как умудрилась ответить, хоть и не подробно, но вполне правдиво:

      – Ну, у меня ведь нет ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер.

      – Зато у вас есть добрая тетушка и ваши кузины и кузен.

      Вновь я помолчала, а затем выпалила:

      – Но Джон Рид сшиб меня с ног, а тетя заперла в Красной комнате.

      Мистер Ллойд вторично достал табакерку.

      – Неужели вы не думаете, что Гейтсхед-Холл очень красивый? – спросил он. – Неужели не благодарны за то, что живете в таком прекрасном доме?

      – Это ведь не мой дом, сэр, а Эббот говорит, что у меня меньше права жить в нем, чем у судомойки.

      – Пф! Вы ведь не глупенькая и не захотите расстаться с таким чудесным местом!

      – Будь мне куда уехать, так я была бы рада расстаться с ним, но мне придется жить в Гейтсхед-Холле, пока я не вырасту.

      – Может быть, и не придется, кто знает? Есть у вас родственники, кроме миссис Рид?

      – Думаю, нет, сэр.

      – А по отцу?

      – Не знаю. Один раз я спросила тетушку Рид, а она ответила, что, возможно, у меня и есть бедные родственники по фамилии Эйр из самых простых, но ей о них ничего не известно.

      – Если бы у тебя были такие родственники, ты бы захотела уехать к ним?

      Я задумалась. Бедность отталкивает взрослых, но куда более отталкивающей она кажется детям. Они ничего не знают о почтенной бедности, трудолюбивой и добродетельной. Для них это слово связано только с лохмотьями, скудной едой, холодным очагом, грубыми манерами и грязными гадкими привычками. Для меня бедность была синонимом унизительной нищеты.

      – Нет, мне не хотелось бы жить у бедных людей, – ответила я.

      – Даже будь они добры к вам?

      Я покачала головой. Как бедняки могут быть добрыми к кому-то? И ведь мне пришлось бы научиться говорить, как они, перенять их манеры, остаться необразованной, а потом стать такой, как те бедные женщины в деревне Гейтсхед, которых я иногда видела у дверей их домишек, когда они нянчили младенцев или стирали, – нет, мне не хватило бы героизма купить свободу ценой потери