Змей на лезвии. Елизавета Дворецкая

берет то, на что имеет право. А противники думают иначе. И каждый из них считает свою месть справедливой. Но вот вопрос: чья месть будет справедливой в глазах богов?

      – Да ты мудрец! – восхитился Бер. – Не ожидаешь от такого…

      – Я похож на тех, кто орудует мечом за серебро, не задумываясь о правоте. Но я сам совершил ошибку и теперь обречен искупать ее службой чужой мести…

      – До самого Затмения Богов! – торжественно окончил Бер.

      Вальгест взглянул на него, будто спрашивал: откуда ты знаешь?

      – Но не беспокойся, – продолжал Бер. – Моя месть справедлива. Мой брат убит людьми, которым он не сделал никакого зла. Он был человеком добрым и миролюбивым. Рождение дало ему права на власть, но он никогда не желал власти. Я своими ушами слышал, как он, еще две зимы назад, отрекался от любой надежды стать конунгом и радовался, что силой усадить его на престол не под силу никому. Сами люди Хольмгарда хотели видеть его своим конунгом. Он не стал бы соперничать со Святославом, законным сыном их общего отца, но люди Святослава решили избавить своего вождя даже от намека на соперничество. Улеб доверял им… – Бер стиснул зубы, и на миг в его глазах мелькнула болезненная ненависть, схожая с одержимостью. – Если бы не я, он бы пришел на ту встречу один, безоружный. Я сам заставил его взять двоих телохранителей и кольчугу надеть. Только мало она помогла. Он забрал с собой двоих негодяев, но свою жизнь не спас. Если бы я пошел с ним…

      – Сейчас ты бы со мной здесь не разговаривал, – подхватил Вальгест, будто точно знал.

      Бер запнулся, поняв, что он прав. Раньше его мысль как-то не шла дальше сожаления, что он отправил Улеба навстречу смерти, а сам остался дома.

      – У него есть маленький сын… – продолжал Бер. – Не хочу, чтобы кто-то угрожал будущему этого ребенка, хоть я его никогда и не видел. Чтобы через двадцать лет его постигла та же участь, потому что он – внук Ингвара конунга.

      – Если прикончить этих убийц, найдут другие.

      – А если не прикончить, то наверняка найдутся. Ужалившая змея должна быть раздавлена – иначе она будет жалить вновь и вновь. Жалить наших детей, и они по праву упрекнут нас, что мы с нею не разделались вовремя. У меня еще нет детей, но я хочу сперва избавиться от таких упреков, а потом уж их заводить.

      – Неужели тебя не влечет к славе великого воина? – Вальгест поднял светлую бровь.

      – Нет. По нраву своему я унылый домосед. Мне бы только кур стричь, сыр пахать, рыбу доить, репу молотить, ячмень прясть, сети толочь…

      – Все это в ваших краях делают? – Вальгест так неподдельно удивился, что Бер едва не рассмеялся. – Я мало сведущ в хозяйстве, но неужели…

      – Это у нас в дружинах так говорят, когда хотят выразить презрение к тем, кто склонен к мирной жизни и не ревнует к славе Рагнара с его меховыми штанами.

      – Если тебе чужды мечты о славной смерти, то, видно, немалая нужда тебя заставила… – Вальгест кивнул на разложенные вокруг костра сулицы.

      – Больше некому. Здесь никого нет подходящего, кроме меня, а времени терять не следует.

      – Я