Змей на лезвии. Елизавета Дворецкая

еще. Я ценю твою отвагу и верность, но…

      – Вы знаете – я хотела уйти с ним на тот свет. – Правена опустила голову, потом подняла. – Если уж мне придется остаться… пусть его дух знает – я осталась на белом свете не для того, чтобы скамьи просиживать! Мы же при Эльге выросли, да, Малфа? А она нас трусости не учила!

* * *

      Когда киевское войско на ранней заре рассаживалось по лодьям, Лют зашел в Хольмгард еще раз проститься: поцеловать женщин, пожать руку мужчинам. Его стан располагался южнее княжеского, и отплывать ему предстояло первому. Святослав тронулся вскоре после него, еще до полудня: от Новых Дворов на том берегу мимо Хольмгарда долго тянулись лодьи, побольше и поменьше. В середине строя шла большая лодья, на двадцать гребцов, с красным княжеским стягом. Малфа и Правена вдвоем, стоя на горе над внутренним причале Хольмгарда, проводили ее глазами и разом вздохнули. Раньше, в Киеве, они ничего не значили друг для друга, а теперь чувствовали близость, будто родные сестры. На судьбе той и другой князь Святослав оставил тяжелый отпечаток, и его уже не стереть. Его отъезд принес им облегчение, но не означал конца бед. Малфа надеялась, что больше никогда его не увидит, и намеревалась выбросить из головы, а для Правены с его отъездом начиналась собственная дорога – долгая и трудная.

      «Ты непременно должен взять ее с собой, – сказала Сванхейд Беру перед тем, как идти спать. – Ее нельзя оставлять одну. Она рассказала мне, что Улеб приходил за ней во сне – перед тем самым днем, когда она узнала о его смерти. В тот раз он успел только поцеловать ее, но если в другой раз он достигнет большего, она начнет сохнуть. А противиться мужьям, кого сами вызвали, вдовы не могут. Одна даже забеременела, да родила обгорелую головешку. Мы же не хотим, чтобы такое случилось с Правеной! Если дать ей сидеть и тосковать, особенно в том доме, где они жили, то он будет приходить к ней снова и снова, пока не вытянет из нее всю жизнь. Она не даст ему спокойно лежать в могиле, а он утащит ее за собой. Если она поедет с тобой до Видимиря, ей будет не до тоски. Ты ведь не хочешь, чтобы такая молодая женщина погибла?»

      Этот разговор вспоминался Беру поздним вечером, когда он один сидел на вершине Улебова кургана. Солнце село за Волховом; по небу еще было разлито золото, подсвеченные снизу облака пылали оттенками пламени, но чем выше, тем больше густела серая мгла. Сам Волхов, отражая этот свет, сделался цвета темного меда. Бер сидел, бездумно глядя на закат и никуда не торопясь. Ночи удлинились, и у того, кого он ждет, хватит времени, чтобы явиться.

      Человек здравомыслящий и довольно приземленный, Бер прежде не стремился общаться с иными мирами. Но сама жизнь привела его сюда, на свежий курган, к воротам неведомого. Взять на себя долг мести значит покинуть мир живых. Намеренно ищущий чужой смерти вступает на тропы Хель и сам. «Это дело не для живых, – сказал ему Алдан. – Мы сами должны стать немного мертвыми, чтобы настичь их и победить. Ведь в этом походе нашей целью будет смерть».

      Сидящий на могильном кургане привлекает к себе взоры с небес