Роман. Бабайка Злая

котёнка. Он вздыбил редкую шерсть на тощем теле, тонко завыл и вообще начал показывать, какой он грозный зверь. Но стоило его погладить всего минуту – замурчал и стал ластиться к ладони. Сейчас я себя чувствовал таким котёнком.

      – Да у нас тут посторонние, – Минка громко постучала костяшками по косяку.

      Кисси нехотя вылезла из-под одеяла, демонстративно одёрнула серую рубашку и вышла, опустив глаза в пол. Доктор вошла только после того, как шаги моей подруги затихли в коридоре. Она принялась измерять мне давление, пульс, температуру, кропотливо записывая данные в журнал. Посмотрела мне в глаза и нахмурилась. Знакомое выражение на её лице, прямо как утром, когда она осматривала мои зубы.

      – Посмотри вверх, – я послушно поднял взгляд к потолку, а Нерсе оттянула мне нижнее веко, – теперь вниз. Глаза не болят? Ничего не поменялось?

      – Вроде нет, – я моргнул, пожал плечами.

      – Ну, хотя бы голос вернулся.

      Врач поджала губы и достала фотоаппарат. Я впервые его увидел вблизи. Карманные машинки для снимков были дорогой вещью, хрупкой, такие люди редко носили с собой без повода. Массивная коробочка из тёмного дерева с большой трубой объектива и поблескивающей линзой заворожила меня. Нерсе сделала несколько снимков моих глаз, открытого рта, уколола мне лекарства и ушла, пожелав доброго дня. Только посмотрев ей вслед, я понял, что с расстояния десятка шагов вижу мелкие веснушки на лице Минки, искусно замазанные косметикой. Она ушла, а я стал осматривать палату. В дальнем углу под потолком маленький чёрный паук плёл свою сеть. Я не мог вспомнить, видел ли я его вчера, мог ли разглядеть поблескивающие нити паутины.

      Павле привёз обед и поздоровался кивком. Ощущение времени совсем исчезло в комнате без окон и часов. Я не мог сказать, который час и ориентировался только примерно по чувству голода и усталости. Медбрат поставил рядом привычный набор для полоскания рта и присел на стул напротив. Он наблюдал, как я ем, а мне было странно. Я видел раньше немых людей, но никогда не видел таких, как Павле. Он жил в медицинском корпусе в подвале, практически не появлялся наверху, а общалась тесно с ним только доктор Нерсе. Кто-то говорил, что он попал сюда маленьким и не захотел покидать интернат. Другие рассказывали, что он убивал пациентов и поэтому здесь живёт и работает – больше никуда не берут. И никто не спрашивал у самого Павле.

      – Слушай, а почему ты здесь? – вопрос вырвался сам собой, как продолжение мыслей.

      Медбрат взглянул на меня исподлобья и взялся за планшет. Он что-то недолго и быстро писал, а потом протянул мне листок с текстом: "Я работал медбратом в полевой хирургии во время войны. Осколком ранило в горло. Еле выжил. Решил больше не связываться с войной. Сюда меня пригласила Минка". Я улыбнулся.

      – Ребята разочаруются, если узнают об этом. Они напридумывали всяких ужасов о тебе.

      Впервые на моей памяти Павле улыбнулся. Крупное почти квадратное лицо с мясистым носом и узкими губами озарилось искренней улыбкой. Даже