Цветок для Прозерпины. Диана Аркадная

ловить не пришлось, – смеется.

      Чиркен шутит, но отчего-то Сабину на мгновение пробирает дрожь – она вспоминает рассказанную им историю о том, как его сын оказался в больнице. Возможно, места действительно дремучие, и кто знает, какие звери там водятся. Звери ли.

      – Меня это даже радует, – наперекор собственным тревогам отвечает девушка. – Не хочу ничего знать.

      Как легко было бы жить в неведении. Ей было известно, что порой ужасные дни просто стираются из памяти человека. Жаль, что с ней этого так и не случилось. Она помнила из своего ужасного дня все до каждой незначительной детали. Тиканье часов. Смех ребятни за окном. Обои, впитавшие красный цвет. Чужое лицо, искаженное до неузнаваемости, покрытое темными брызгами.

      – После произошедшего это неудивительно, – тон мужчины мягко стелется, успокаивая взбудораженное сознание. Чтобы отвлечь ее, Чиркен принимается рассказывать о здешних лесах, животных, их населяющих, – оказывается, территория вокруг возвышенности относилась к охраняемым природным территориям, и он в охотничий сезон даже выполнял обязанности местного егеря.

      Голос у него необыкновенный, чистый и глубокий, с множеством оттенков, которые словно акварельные краски, брошенные в воду, сплетаются в единое полотно удивительного рисунка. Сабина чувствует, как бледнеет призрак недавнего кошмара, как хочется закрыть глаза, и погрузиться в эту наполненную теплую мягкость как в одеяло. Она снова почти засыпает, и сны ее обещают быть светлыми, когда чувствует вибрацию в кармане пальто.

      На экране смартфона светится 'Лечебница-психиатр'. Солнце наискось ложится на зеркальную поверхность, стирает написанное, сливая все в слепящий глаза блик. Внутри Сабины ворочается липкая досада, смешанная с опаской. Она не любит получать эти звонки.

      – Ответите? Я уберу звук, – рука Чиркена тянется к приборной панели, чтобы убавить громкость.

      – Спасибо, я недолго.

      Отвечать девушке совсем не хочется, но в то же время она понимает, что звонок может быть срочным, и пересиливает себя, нажимая на кнопку принятия вызова. В динамике неразборчиво шуршит, раздается щелчок, после которого до нее доносится знакомый голос.

      Сабина слушает, и чужие слова долетают до нее как будто издалека, не складываясь в общий смысл, а как бы существуя сами по себе. Почему, ну почему ее жизнь продолжает превращаться в дурное искажение кривых зеркал, где линии изломаны, а образ словно из детских кошмаров?

      – Как она могла узнать? – девушка закрывает глаза, не в силах справиться с подступившим к горлу комком из неразборчивых чувств. – У нее же нет доступа к телефону.

      Рука крепче сжимается на металлическом корпусе, пальцы белеют, как белеют и сжатые вместе губы. Однако, когда Сабина отвечает, ее голос лишен какого-либо раздражения:

      – Постараюсь, – внутри нее словно камнепад, опадающий в пропасть, тянет и сосет под ложечкой.

      Она прощается с врачом, и какое-то время продолжает смотреть на потухнувший экран телефона.