Ступени, ведущие в бездну. Рик Янси

посредственности.

      – Снова это слово. – Она нервно разгладила складки своего платья.

      – Слишком красивое для такого ужаса. Долой посредственность! Кто такой Сэмюэль?

      – Хочешь сказать, что ты его не знаешь?

      – Ты же нас не представила.

      – Он помощник доктора Уокера.

      – Сэра Хайрама? Подумать только. Хотя, впрочем, вполне возможно. Подобное с подобным, так, кажется, говорят.

      – По-моему, говорят как раз иначе.

      Я отмахнулся. Жест был заимствован у монстролога, но презрение я в него вложил целиком мое собственное.

      – Клише – орудие посредственности. Я же стремлюсь к оригинальности, мисс Бейтс.

      – Я скажу тебе, когда у тебя получится.

      Я засмеялся и ответил:

      – Я пил шампанское. И не отказался бы от кое-чего еще. – Мы ехали мимо реки. Пахло морской солью и гниющей рыбой – запах, свойственный всем набережным. Холодный ветер играл ее волосами.

      – Ты пристрастился к алкоголю? – спросила она. – И как ты скрываешь это от своего доктора?

      – Сколько я знаю тебя, Лиллиан, столько ты зовешь его моим доктором. Пора бы уже перестать.

      – Почему же?

      – Потому что он не мой доктор.

      – Так он не возражает, что ты пьешь?

      – Это не его дело. Когда я вернусь в отель сегодня вечером, он спросит: «Где ты был, Уилл Генри?». Придав голосу необходимой суровости. А я отвечу: «Исходил всю землю вдоль и поперек, да еще прогулялся под нее и обратно». А может быть, и так: «Не твое дело, ты, старый мешок с трухой». В последнее время он стал таким ворчуном. Но я не хочу говорить о нем сейчас. Ты отрастила волосы. Тебе идет.

      Что-то внутри меня освободилось. Возможно, виной тому был алкоголь, а возможно, и нечто иное, не столь определенное. Свет на ее лице продолжал соперничать с тенью, но в моей душе такой борьбы не было.

      – А ты вырос, – сказала она, касаясь пальцами волос. – Немного. Я тебя даже не сразу узнала.

      – А я тебя сразу, – сказал я. – Как только увидел. Хотя и понятия не имел, что ты снова в Штатах. Давно ты приехала? Почему вернулась? Я думал, ты еще на год останешься.

      Она засмеялась.

      – Ба, какой ты стал разговорчивый! Совсем не похоже на прежнего Уилла Генри. Что за бес в тебя вселился?

      Конечно, она меня дразнила, но я уловил и слабые обертоны страха в ее голосе, легкое дрожание неуверенности, восхитительный трепет от встречи с неизвестным. В этом мы были с ней похожи: нас обоих притягивало отталкивающее, манило ужасающее.

      – Древний зов, – сказал я со смехом. – Исключающий неповиновение!

      Такси резко затормозило. Я заплатил шоферу, дав ему щедрые чаевые, чем выразил презрение к докторским замашкам скупердяя, и помог Лили выйти. На холоде все звуки стали отчетливее, и я ясно слышал шуршание ее накрахмаленной юбки и шелест кружев.

      – Зачем ты привез меня сюда, Уильям? – спросила Лили, глядя на высящееся перед нами здание, с карнизов которого таращились горгульи.

      – Хочу показать тебе кое-что.

      Она бросила на меня тревожный взгляд. Я засмеялся.

      – Не