Сага о Певзнерах. Анатолий Алексин

фронта. А как же! Страна должна знать не только своих героев, но и их детей. Тем более если они рождаются по-фронтовому: плечом к плечу!

      – Многие наловчились рассуждать о фронте вдали от него, – беззлобно обобщил Анекдот.

      Именно главный врач, которому сообщили, что у мамы в животе бьются одновременно три сердца, оповестил об этом не одних командующих, но и чуть ли не все средства массовой информации. При посредстве этих средств он хотел сблизить с героями-победителями не только маму, но и свой родильный дом, и себя самого.

      Цель была, средства для ее достижения были – и вдруг вместо первоначальной единогласной готовности воцарились единогласная тишина и глухое молчание.

      Мама, умевшая принимать на себя чужую вину, извинялась перед отцом, перед Еврейским Анекдотом, перед акушером Федором Никитичем и перед всеми, кто появлялся в ее палате.

      – Семейное торжество не должно становиться общенародным. Это было бы нарушением законов природы, – сказал Федор Никитич, рано поседевший от чужих страданий и так уставший бороться с маминой физической болью, что еще, казалось, не преодолел своей боли душевной.

      Главврач в палате не появился.

      Отец же не уставал объяснять происшедшее глобальными обстоятельствами:

      – Это понятно. – Он обладал способностью объяснять необъяснимое. – Взяли рейхсканцелярию… При чем тут я и мои дети?

      – Да еще все трое – Певзнеры! – добавил Абрам Абрамович.

      – Ты опять о своем?! – вскипел отец, который, повторюсь, вскипал прямодушно, как чайник, но исключительно на политической почве. – Мне дали Героя? Дали. Где же твой антисемитизм?

      – Ты, я понимаю, должен сказать спасибо за то, что они дали тебе Героя? А не они должны испытывать благодарность за то, что ты проявил героизм?

      – Многие проявляли. И учти: из всех, кто был в батальоне, командир выбрал в ту ночь меня. И послал.

      – На верную гибель?

      – Именно мне доверил…

      – Умереть? Ты, правда, не полностью оправдал его ожидания: спас батальон… но и себя тоже.

      – Зачем ты так говоришь?

      Если определение «честный до глупости» может существовать, оно относилось к отцу.

      – Зачем ты так?! – повторил он, оскорбляясь за своего командира. – Он послал меня потому, что…

      – У вас в батальоне был еще хоть один еврей? – перебил отца вопросом Еврейский Анекдот.

      – Нет… больше не было.

      – Может, не из кого было выбирать? – с печальной иронией констатировал Абрам Абрамович. – Не хочу сказать, что это типично. Но в данном конкретном случае… Ты же знаешь, что к званию Героя командир, тобою спасенный, представлять тебя не хотел. А зачем? Быть обязанным своей жизнью еврею?

      Поскольку в устах Абрама Абрамовича все звучало как анекдот или полуанекдот, всерьез возражать было глупо. Но мой принципиальный отец решил все-таки сокрушить точку зрения лучшего друга:

      – Ты знаешь,