Призванные, избранные и верные. Валерия Алфеева

бесплатно служил в церкви псаломщиком. Работал в Метрострое: ночью – в строительной бригаде, днем – в храме. Спать приходилось мало, три-четыре часа днем между службами. Утром на литургию, потом на работу, с работы – на вечернюю службу. За шесть лет ни одной литургии не пропустил… Тоже удивительно: на работе как будто не замечали, что я ухожу. Может быть, потому что я всегда хорошо работал. А однажды нельзя было уйти. Вдруг приходит начальник смены и спрашивает: «Где Годердзи?» – «Здесь», – отвечаю. – «Куда тебе нужно идти? Сижу все утро, а мне будто в голову стучит: отпусти Годердзи, отпусти Годердзи… Ни о чем больше думать не могу. Давай лучше иди, куда тебе нужно…» Я и пошел.

      Было душно, хотя дверь стояла распахнутой. Вплотную к ней приблизилась тьма.

      Я проверила, есть ли гудки в телефонной трубке, – они были.

      – С того места, где я работал, видно мой храм на горе. Ночью я выходил на площадку и смотрел вверх – на купол и огни. Я не представлял себе жизни без этого храма…

      Он засмеялся:

      – Потом меня оттуда выгнали. Я все кричал: «Правда, правда! Чистота, чистота!» И докричался. Настоятель сказал: «Годердзи, хватит, больше не приходи». Я был очень огорчен. Я спросил: «Какие ко мне претензии?» Всю душу вложил я в этот храм… Настоятель ответил: «Разойдемся молча, как мужчины». Вот и пришлось разойтись.

      Стрелка часов перевалила за половину второго. Сын не звонил.

      – Что вы расстраиваетесь? – говорит Годердзи, не поднимая головы. – Он мог куда-нибудь поехать… На приход, например, на престольный праздник.

      – Сегодня нет праздника, сегодня будни.

      – Бывает, телеграмму поздно приносят. Подождем еще…

      Я сижу, положив голову на руки, смотрю, как он срезает ножом тонкие стружки:

      – Вас, наверно, с детства приучили к церкви?

      – С детства меня приучали к работе… С шести лет я был в послушании у дедушки. Он был очень строгий и говорил: «Я уже старый, мне нужен помощник». И родители меня отдали ему. Бабушка будила меня в четвертом часу утра. Мы укладывали в корзины овощи с огорода, картошку, зелень и везли тележку на базар в город. Это был горный курорт, тысяча метров над уровнем моря. Приходим затемно, рынок открытый, ветер гуляет между пустыми рядами. Я пригреюсь за мешками, а бабушка подходит и щиплет меня, очень больно: «Терпеть не могу, когда человек без дела сидит. Вот полей зелень!» И я бегу за водой поливать зелень… Теперь бабушке восемьдесят семь лет… Зимой я приехал в деревню, она болеет. Показывает свои руки и плачет: «Годердзи, ты видел у меня когда-нибудь такие белые руки? Они всегда были темными от работы… А сейчас зачем я живу?»

      Последнее окно погасло в доме напротив.

      – И в молодости я не ходил в церковь… Наоборот, попал к баптистам. Сейчас такое духовное брожение среди молодежи… Раньше люди во что-то верили: в победу на войне, в то, что будет лучше, чем было. Теперь ничего не осталось, на поверхности не за что уцепиться. Это хорошо – многие стали искать на глубине, в религии. Но и страшно – бывают глубины сатанинские… У нас есть